— В последнее время тебя как будто подменили, — сказал он, выпуская в её сторону облако голубоватого дыма. — Где моя прежняя Анна Дмитриева, интересно мне знать?
У Анны ёкнуло сердце — он был прав. Она сама часто думала, что сталось с той девочкой, которая горела огнём первопроходца и любой брошенный вызов принимала как праздник?
— Где твой прежний энтузиазм? — продолжал генерал.
Анна глядела куда-то между его глаз, на то самое место, куда, если верить Библии, маленький пастушок Давид в своё время запустил камень, свалив с ног гиганта Голиафа. Она молчала.
Один из пяти телефонов, стоящих на столе у генерала, зазвонил. Это был белый телефон, и Анна знала, что по нему звонит только секретарь. Мало что видимым образом изменилось в кабинете генерала Смирнова с тех пор, как Анна впервые переступила его порог много лет назад. Даже старомодные тяжёлые телефоны разных цветов так и остались стоять на столе, выполняя ту же функцию, которую они выполняли, наверное, ещё в шестидесятых или семидесятых годах. Время, казалось, остановилось в этом кабинете. И тем не менее очень немногие обладали таким всесторонним охватом событий и пониманием завтрашних политических и экономических новостей, как генерал Смирнов. Многие были бы счастливы заплатить баснословные деньги за крупицы той информации, которая ежедневно проходила через этот старомодный, всё ещё носящий отпечаток советского декора кабинет.
Генерал поднял трубку, и Анна тихонько глянула на часы. Он издал какой-то неопределённый звук, вроде фырканья, давая трубке понять, что слушает. Затем с совершенно непроницаемым лицом выслушал отчёт секретаря. Анна подумала, что с тем же выражением генерал принял бы и известие о начавшейся ядерной войне, и сообщение о том, что его завтрак готов и может быть подан. Она заметила, что генерал выдрессировал своих секретарей докладывать ему о малозначительных вопросах за пять, максимум пятнадцать секунд, более существенным вопросам уделялось до половины минуты, и даже самые серьёзные вещи никогда не занимали более одной минуты. На этот раз он слушал двадцать восемь секунд, после чего издал другой звук, означающий, по всей видимости, конец разговора, и положил трубку. Анна подумала, что даже это мычание имело какой-то смысл — может быть, генерал Смирнов не доверял даже своим секретарям, не доверял своим засекреченным телефонам, не доверял вообще никому.
— Ты утратила энтузиазм, потеряла вдохновение, — продолжил генерал, как только трубка коснулась телефонного аппарата. Он обладал удивительным свойством держать в голове сразу несколько дел и переходить от одного к другому безо всякого напряжения. Анна уважала босса за это редкое качество, но в то же самое время внутри неё поднимался тихий протест против такой крайней деловитости, такой повышенной, компьютерной трезвости. Она этого не понимала, а потому боялась. Но сегодня генерал казался ей более живым, что повергало Анну в некоторую растерянность.
— Без энтузиазма твой замечательный мозг не может трудиться, — продолжил генерал, и его холодные глаза полыхнули каким-то дальним огнём. — Я нашёл тебя, первым поверил в твой талант, поверил в твою исключительность. Ты и вправду сделалась нашей легендой, гордостью всей компании — поэтом программирования. Тебе всё это прекрасно известно. Но я давно уже уверен, что ты способна на большее, чем взламывать чужие компьютеры или возиться с цифрами — это тебе уже надоело.
Анна растерянно посмотрела на шефа, ожидая объяснения.
— У меня для тебя хорошие известия, — сказал генерал, снимая очки и потирая усталые, красные глаза. Затем водрузил очки на место — как судья для чтения приговора. — Твоё новое задание на время отвлечёт тебя от привычных занятий — ты отправляешься в Рим.
У Анны перехватило дыхание.
Глава 4. Операция с минимальной степенью риска
Foritor in fulva novus est luctator arena.
(Новый боец на жёлтой арене сильнее.)
Овидий
2007, 2 сентября, раннее утро, Москва
Отвечая на её немой вопрос, генерал вытащил из ящика стола красную папку и протянул Анне. Она нерешительно взяла её в руки.
— Открой, не бойся, — сказал генерал.
В папке оказался выпуск La Repubblica - одной из центральных итальянских газет. Анна отметила про себя её дату — август 1997 года, десять лет назад. Заголовок с передней страницы кричал: «Римский Джек Потрошитель осуждён!» Анна взглянула на рисунок: двое полицейских уводили из здания суда худого человека средних лет с нервным и измождённым лицом.
— Прочти передовицу, — велел генерал.
Газетная статья, которую Анна теперь читала, давала обзор скандальному делу о ритуальном убийстве, совершённом профессором истории архитектуры одного из ведущих римских университетов Адрианом Фера. Жертва, двадцатилетняя Роберта Джордани, была студенткой профессора Фера, его горячей поклонницей и любовницей. Когда Роберта не вернулась домой в ночь на 15 мая 1997 года и не пришла на следующий день в университет, пропустив экзамен, родители забили тревогу и позвонили в полицию. Они рассказали о связи их дочери с профессором Фера, которую не одобряли: профессор к тому времени уже имел репутацию человека, одержимого странными идеями.
В тот же самый день профессора Фера арестовали. Во время обыска квартиры была найдена его одежда в пятнах крови. Полиция также обнаружила столовый нож с запёкшейся кровью. На столе у профессора лежали книги с описанием сцен ритуальных убийств, или жертвоприношений, совершаемых древними языческими сектами. На полях книг были заметки, сделанные рукой самого профессора.
Полиции оставалось теперь найти тело Роберты. Без этого ни нож, ни кровь, которая, как подтвердили эксперты, принадлежала Роберте Джордани, не могли вполне доказать вину профессора. Сам Адриан Фера уверял, что ничего не знает о том, что сталось с Робертой. Однако через три дня он «сломался» и пригласил полицию в катакомбы. Он привёл их в зловещую подземную часовню, где и нашли расчленённое тело Роберты.
В том, что это убийство — ритуальное, у полиции сомнений не было. Подземная часовня, по признанию самого профессора Фера, являлась тем местом, в котором издревле приносились человеческие жертвы. Однако что заставило его привести сюда Роберту и зверски убить, оставалось загадкой.
На помощь полиции пришли бывшие коллеги профессора Фера по университету, подтвердившие, что в последние годы тот проявлял повышенный интерес к древним мистическим культам, в особенности к тем, которые были связаны с принесением человеческих жертвоприношений. Это нездоровое пристрастие к изучению древних символов, обычаев и практик, приведшее, как говорили, к потере профессором Фера чёткого академического фокуса, вылилось у него в навязчивую идею, жертвой которой стала одна из его студенток. Адриан почти уже был приговорён к девятнадцати годам заключения, но в конце концов его признали умалишенным и приговор был заменён принудительным лечением в психиатрической клинике особого режима…
