Изабелла только сейчас осознала, в каком напряжении находилась. А теперь она расслабилась. Но ей стало немного грустно оттого, что он согласился с ее доводами. Правда, она знала, что так будет правильнее и что ей не следовало допускать, чтобы Джейми на ней женился. Таково уж бремя, которое несет философ: ты знаешь, как нужно поступить, но это так часто прямо противоположно тому, что тебе действительно хочется сделать.
Глава третья
Когда на следующее утро в дом прибыла Грейс, Изабелла уже выкупала Чарли, дала ему бутылочку с завтраком и сейчас стояла в гостиной у окна, показывая сыну сад. Она не знала точно, много ли он видит, но была убеждена, что ему интересно и он не отрывает взгляд от одного куста рододендрона. Тихонько покачивая Чарли на руках, Изабелла увидела, как по дорожке идет Грейс, в то время как Грейс ее не заметила. Под мышкой у Грейс была газета, в руках — белая холщовая сумка, каждый день сопровождавшая ее на работу. Часто эта сумка бывала пустой и свисала с руки Грейс, но порой она оттопыривалась, страшно интригуя Изабеллу, которой хотелось бы спросить у Грейс, что там такое. Правда, ей было известно, что обычно там лежит, по крайней мере, одна книжка: Грейс очень любила читать и в священный час ланча сидела на кухне, погрузившись в какой-нибудь роман из Центральной библиотеки, пока перед ней стыла чашка чаю.
С тех пор как в доме появился Чарли, характер работы Грейс изменился. Эти изменения не пришлось обсуждать, так как Грейс считала, что Изабелле требуется помощь с малюткой и что, естественно, забота о ребенке важнее, нежели ее обычные обязанности, заключавшиеся в уборке и стирке.
— Я буду присматривать за ним, пока вы работаете, — объявила Грейс. — А также когда вы захотите куда-нибудь сходить. Я люблю детей. Так что все в порядке. — Она сказала это таким тоном, что было ясно: не требуется никаких дальнейших обсуждений.
Изабелле ее слова пришлись по душе, но даже если бы это было не так, она вряд ли стала бы противоречить Грейс. Хотя номинально Изабелла являлась работодательницей Грейс, та считала, что по-прежнему служит у отца Изабеллы, который умер много лет тому назад и на службе у которого прошла вся трудовая жизнь Грейс. Или Грейс считала, что каким-то странным образом служит самому дому, а это означало, что объектом ее преданности и источником распоряжений является на самом деле какая-то власть, отделенная от Изабеллы и стоящая выше нее.
Практическим следствием этих представлений было то, что Грейс порой объявляла: нужно сделать то-то и то-то, потому что «это нужно дому». Изабелла находила такое выражение занятным: ее дом уподоблялся казино или старомодному коммерческому банку: там персонал тоже говорил о доме. Но, несмотря на оригинальность, подобная система прекрасно работала и устраивала Изабеллу, поскольку таким образом она выступала на равных с Грейс и им было легче общаться. Изабелле не нравилось быть работодательницей, так как это предполагало проявление власти. Если Грейс считала, что ее наняло какое-то туманное метафизическое тело под названием «дом», то это давало Изабелле возможность обращаться с ней как с другом и коллегой. Да она и в любом случае относилась к Грейс именно так.
Конечно, обстоятельства, в которых находились эти две женщины, были различными, и это невозможно было скрыть никакими лингвистическими фокусами. Изабелла наслаждалась всеми благами и получила прекрасное образование; у нее были деньги, возможность путешествовать, а в конечном счете свобода от службы в офисе или где-нибудь еще. В отличие от нее, Грейс родилась в семье, где не было лишних денег, оставалось очень мало свободного времени и существовала постоянная опасность того, что безработица в любой момент может отнять те крупицы благополучия, которых удалось добиться.
Грейс зашла на кухню, поставила на стул свою сумку и направилась в утреннюю комнату.
— Я здесь, — крикнула ей Изабелла. — В кабинете.
Грейс вошла в кабинет и расплылась в улыбке при виде Чарли.
— Он выглядит веселым и довольным, — сказала она и, подойдя, пощекотала Чарли под подбородком. Чарли заулыбался и замахал ручками в воздухе.
— Я думаю, он хочет к вам, — предположила Изабелла.
Грейс взяла Чарли на руки.
— Естественно, хочет, — подтвердила она.
Дело было не в самих словах, а в интонации, поняла Изабелла. Хотела ли Грейс сказать: нет ничего удивительного в том, что Чарли предпочитает пойти к ней, а не оставаться на руках у матери? Во всяком случае, прозвучало именно так, даже если Грейс имела в виду что-то другое.
— Вообще-то он меня тоже очень любит, — мягко заметила Изабелла.
Грейс удивленно взглянула на нее.
— Ну конечно же, — сказала она. — Вы же его мать. Все мальчики любят своих матерей.
— Увы, не всегда, — возразила Изабелла. — Некоторые матери душат своих сыновей — я имею в виду в эмоциональном смысле. Они делают это не намеренно, но так выходит. — Она взглянула в окно. Так было в ее семье: ее кузена амбициозная мать пилила до тех пор, пока он не вырвался на свободу и практически перестал с ней общаться. Конечно, он был вежлив по отношению к матери, но все замечали, что он держался с ней холодно, с официальной любезностью, и смотрел в сторону, когда она с ним говорила. Но любил ли он мать, несмотря на всё? Изабелла вспомнила, как он плакал на похоронах матери — тихонько, не безутешно. Изабелла, сидевшая в ряду за ним, положила ему руку на плечо и что-то шептала, пытаясь успокоить. Мы понимаем все слишком поздно, подумала она, так всегда бывает, и усваиваем эти уроки только у могилы.
— Матери всегда желают сыновьям добра, — сказала Грейс. — Пока не пытаются выбрать им жену. Это ошибка.
Чарли посмотрел на Грейс и улыбнулся. У меня всего довольно, подумала Изабелла; у меня всего так много, что я, разумеется, могу с кем-то поделиться.
Грейс повернулась к Изабелле. Ее лицо преобразилось оттого, что ребенок был так близко, во взгляде читалось что-то похожее на гордость.
— Вы хотите сегодня утром поработать? — спросила Грейс, взглянув на заваленный бумагами стол Изабеллы. — По дому почти нет работы. Я могла бы присмотреть за Чарли.
Изабелла почувствовала, что разрывается: с одной стороны, ей хотелось ответить, что она сама решит, в свое время, хочется ли ей поработать или просто побыть с Чарли; но с другой стороны, ответственное начало в ней диктовало, что следует заняться корреспонденцией, которую она начала разбирать вчера, но бросила из-за каталога аукциона. Как сказал Сократ, в душе человека как бы две лошади: одна, непокорная, ведома страстями, которые заставляют следовать своим желаниям; вторая, сдержанная и послушная, управляется чувством стыда. И Оден чувствовал то же самое, подумала она: он был дуалистом, знавшим борьбу между темной и светлой сторонами души, борьбу, которая всем нам знакома в той или иной степени.
Она вздохнула.
— Работа, — сказала она. Никогда раньше она не вздыхала при упоминании работы. Но теперь у нее был Чарли.
