болоту пошла, а там в отражении – девка с чёрными косами и лицом моим: насмехалась, затащила в воду… Очнулась я на берегу озера, а девки той уже и нет нигде. Увидела я огонёк, пошла за ним вдоль ручейка, вышла на избушку… Как дальше быть, где воду живую искать – не знаю. Прошу, хозяюшка, подскажи, – затараторила испуганно Ярослава.
– А знахарка твоя не сказала, что Навь опасна? Попасть-то сюда не так сложно, как уйти. А даже если уйдёшь – всё равно часть себя оставишь, прежней не вернёшься.
– Я знаю, она нам в детстве байки рассказывала о путешествиях смельчаков и необычных дарах… – Яра мечтательно выдохнула, а потом заметила пронзительный взгляд Яги и осеклась. В историях бабки Милицы всё казалось простым и понятным, добро побеждало зло, путнику всегда помогали найти дорогу. И хоть всю жизнь Ярослава боялась и страшилась всего связанного с колдовством, иногда она всё же мечтала стать героиней такой истории, чтобы не боялись её, а любили. И поход за живой водой казался ей чем-то навроде такой байки. Настоящая же Навь не походила на мир, где всё легко даётся.
– Байки она вам рассказывала, да не обо всём, даже не о главном. – В глубине глаз женщины вдруг загорелся странный огонёк, и она, глядя прямо в лицо Яре, резко дёрнулась в её сторону. Испуганная девушка отшатнулась, споткнулась и села на мешки рядом с печкой. Два мешка затрещали и пошли по шву, на пол посыпались струйками разные крупы.
– Вот ведь растяпа! – гаркнула Яга, одной рукой легко поднимая Ярославу за шиворот с пола и пересаживая на лавку у стола. Взрослую девушку она таскала без усилий, как котёнка. – Что ты о Нави знаешь? Ничегошеньки! То, что ты ручейком лесным назвала, – то начало Смородины-реки, которую мертвецы переходят, отправляясь в Мёртвое царство. Избушка моя на границе той стоит, а я её стерегу испокон веков. Чтобы мёртвые живых не трогали, а неразумные живые, как ты, к мёртвым не рвались. – Хозяйка больно ткнула Яру пальцем в плечо. – Ишь, разгуливают тут, аки у себя во дворе. Это не живая земля, здесь свои законы. И чем дольше ты здесь находиться будешь, тем меньше в тебе будет оставаться человеческого, живого.
– Как это? – Яра испугалась.
– Так-то! Кто, по-твоему, та девушка с чёрными косами?
– Не знаю, хозяюшка, может быть, ведьма какая-то?
– Ты сама это и есть. Навье отражение твоё.
– Да как же возможно такое, чтобы я была и там, и здесь?
– В мире живых у тебя тело есть и свобода выбора. Здесь, в Нави, обитает другая часть твоей души. Та, что подвластна лишь колдовству, смерти, огню и разрушению. Когда смертный хочет овладеть тайной волшебной силой, он ищет путь в Навь, чтобы слиться со своей тёмной частью души или же подчинить её себе. Ты пришла в Навь – отражение с тобой слилось, частью тебя стало. Вы теперь единое целое.
– Это что же, мне теперь ведьмой навеки оставаться? И почему я не ощутила, как та злыдня стала частью меня? – Ярослава вдруг разозлилась, кулаки сжала, аж костяшки пальцев побелели.
– А зло никогда так не ощущается, человек к нему приходит медленно, незаметно, оправдывает себя правильными поступками и мыслями. Раз дашь слабину – возникнет на сердце червоточина, а потом и сам не заметишь, как начнёшь меняться. Только от твоих поступков и выбора зависит, какой дорогой пойдёшь. Сильный человек с чистым сердцем себя не позволит тьме поглотить, заметит её вовремя, сразится и из Нави выйдет воином, победившим свои страхи. А человек со смутой в помыслах и на сердце… Сейчас посмотрим, кто же ты на самом деле. – Яга резко выхватила нож с пояса. Ярослава не успела и моргнуть, как лезвие пронеслось у неё перед глазами, отрезая тонкую светлую прядь.
Вот только что же случилось с волосами? Всю жизнь они были светлыми, золотистыми, на солнце отливали как пшеница. А сейчас сереть начали. Может быть, слишком темно в избушке, мерещится? Или здешний странный мир и впрямь уже начал менять, перекраивать под себя пришлую смертную?
Яга тем временем открыла железную заслонку в печке и бросила прядь волос Ярославы в огонь. А затем присела и замерла, глядя на пламя. Лицо её, казалось, обернулось застывшей маской. Так в тишине прошли томительные минуты, а потом она всё же заговорила:
– Оставаться бы тебе дома, Ярослава, дочь кузнеца и ведьмы. С таким раздраем на душе и сердце в Навь идти – приговор себе подписывать.
Ярослава молча вытянулась, тоже пытаясь взглянуть на огонь в печке. Но ничего особенного не заметила.
– Боишься ты, да не за отца, а за себя: одной остаться не хочешь и его отпустить не сможешь. А ухаживать и на больного смотреть невмоготу тебе стало – вот и сбежала в Навь, бросила отца, чтобы другие за ним приглядывали. Думаешь, колдовство и живая вода все проблемы решат, а ты сухой из речки Смородины выйдешь?
– В чем же не права я, хозяюшка? Неужели нет здесь воды, которая хворь излечит?
– Вода-то есть. Но доберёшься ли ты до неё – никто заранее не скажет. Между тьмой и светом ты постоянно мечешься. То ли для других хорошей хочешь быть, то ли для себя. Хочешь, чтобы любили тебя все люди, да сама не любишь никого, и себя не любишь. Всю жизнь хочешь забыть, что ты ведьмина дочь, показаться иной, а на деле как беда приключилась – так сразу за чарами пришла, не осталась рядом с отцом. Парня из деревни, Яруна, то ли любишь, то ли ненавидишь, то ли себе присвоить мечтаешь, словно трофей. Заслужить его внимание хочешь, да не получается, вот и злишься да с ума по нему сходишь. Любви ищешь от людей, одержима ею, да не выходит ничего.
У Ярославы в глазах закипали слёзы. Яга видела насквозь все страхи, чаяния, надежды и сомнения. Вытаскивала наружу всё, что девушка внутри прятала, в чём ни себе, ни другим не признавалась.
– Я просто найду живую воду и уйду! – Ярослава вскочила с лавки, обняла себя руками, задрожала. – Не останусь я здесь, не нужна мне никакая сила волшебная! Я лишь хочу отца спасти, больше ничего.
– Так ли ничего? А как же всё, что я в огне увидела? Навь обнажает всё плохое, зло на поверхность всплывает, обостряется боль. Все противоречия тебе в сто раз хуже и тяжелее обычного покажутся. Света в тебе тоже много, ты его проявить стараешься. Но в Нави власти
