на высокого старика злобно наседал. Дед сражался прямо отчаянно и из последних сил посохом от зверюги отбивался, от наскоков его непрестанных к стаду своему отступая…
Ну, Куколока дурак дураком, а морда у него осколком, схватил он камень из под ног, да и запустил его в того волка. И ишь ты — вот же удача! — угодил камень острокраий аккурат вожаку стаи по бочине. Завыл хищник от боли нестерпимой, на паренька подбегавшего испуганно зыркнул, а потом поворотился и… наутёк пустился. И все прочие волки тоже вдогон за ним бросились, посчитав, очевидно, что это не один человек появившийся на выручку стаду бежит, а за ним ещё и другие…
Так Куколокин дурацкий порыв человека с его животными от смерти, может быть, выручил!
Что ж, пастух оказался ему за это признателен. Развёл он костёр и стал жарить убитого волком барана, а потом тем мясом принялся спасителя своего угощать. Да только Куколока есть мясо отказался: нет, говорит, дядя — я животными не питаюсь! Сварил пастух ему тогда травяного отвару и предложил сыру с лепёшками заместо мяса жареного. Согласился странный парень на это угощение, и стали они там вечерять…
Понаблюдал старик-пастух за своим спасителем невольным и утвердился скоро во мнении во таком, что имеет он дело с чокнутым дураком. Куколока-то разговаривал несвязно, о себе говорил он в третьем по большей части лице, и постоянно упоминал о братьях своих пропавших и об украденных ещё царевнах…
— Нет, — покачал головою чабан, — где их искать, я не знаю. А только далее тебе идти не советую, ибо долина там заклятая лежит, запретное это место. Кто в ту сторону по дурости своей отправляется — никогда больше назад не возвращается!
— А Куколока туда пойдёт, — покачал головою дурачок, — Куколока братьев спасти должен…
— Да ты что, дурак? — удивился такому решению чабан, — Совсем что ли ты спятил?
— Ага, — охотно кивает его собеседник, — Я сумасшедший. Совсем-совсем…
Попытался было пастух как-то уговорить парня, но тот оказался упрям и ни в какую на уговоры не поддавался. Плюнул тогда старый в сердцах, костёр побольше развёл и завалился спать.
А поутру даёт он Куколоке бурдюк с овечьим молоком и все свои оставшиеся вкусные лепёшки. И указывает ему посохом направление: иди, мол, во-он туда, в лощину меж тех камней. А я, добавляет, и шага в ту сторону не сделаю, поскольку пожить ещё маленько желаю!
Поблагодарил паренёк старика доброго и в указанном направлении потопал, а где-то через часик с четвертью прошествовал он между громадных камней и очутился вроде бы как в некой долине.
Видимость оказалась там никудышной, поскольку туман зеленоватый стоял везде недвижно. Пошёл Куколока по тому туманищу да и заблудился. Аж целый день по долине каменистой он блудил да шастал, а тут он глядь — никак чуточек впереди проя́снело? И вроде бы строения некие сквозь зыбкую пелену показалися… Ветерок тут пахнул долгожданный, и видит путешественник притомлённый, что оказался он в загадочном каком-то городе…
То был тот самый город, коего достигли ранее его бедные братья. Он был также таинственен, также пуст и мрачен. Лишь кошачьи стаи по углам и подвалам в нём шныряли, а что касаемо людей, то таковых там отродясь, видать, не бывало.
Пошёл Куколока по каменной мостовой, и достиг вскорости дворца огромного, в коем Торан с Громаном постоем стояли. Повторяя братьевы действия ну буквально, раскрыл дурачок дверь скрипучую и очутился в просторной тронной зале.
А уж совсем-то темно стало. Лишь полная с неба луна через окна высокие помещение освещала. Куколока за день проголодался, поискал он по палатам и нашёл на подоконнике серебряную большую чашу. Налил он себе из бурдюка молока, вытащил из торбы лепёшки, да и принялся там чавкать, молочком еду запивая и с удовольствием, таким образом, насыщаясь…
И в эту самую минуту со скрипом жутким двери распахиваются, и входят в палаты роскошные тринадцать огромных котов. Замяукали котищи зловещими голосами, уставились на человека глазищами своими горящими, и начали полукружьем к нему подступать. Всё ближе, значит, и ближе, ближе и ближе…
Совсем уже близко они к дурачку подобрались и стали уже приседать, прыгнуть на него намереваясь…
Да только Куколока не испугался нимало, наоборот — улыбнулся он во весь свой рот да котярам этим орёт:
— Здравствуйте, котики мои дорогие! А не желаете ли вы молочка свежего попить?
Быстро он тут наклоняется, бурдюк с пола поднимает и полную-преполную чашу молоком наливает. Да и махает котам приглашающе: нате, мол, усатые, налетайте!
И те себя уговаривать отнюдь не заставили!
Первыми два самых больших кота принялись жадно молоко лакать, грозно притом урча, и лбами у чаши толкаясь. Совсем немного они этак полакомились, как вдруг — шарах! — яркая вспышка весь зал осветила, и превратились те коты шерстистые в двух статных и гордых витязей.
И сразу же, как по команде, начали и прочие коты в людей превращаться. Только пок-пок-пок — заместо чёрных котов образовалися вдруг сиятельные двуногие вельможи. И снаружи раздался тысячеголосый человеческий вздох, сменившийся скоро ором ликования и воплями восторга…
Вся огромная зала в тот же миг тоже преобразовалася и осветилася праздничными огнями. Ну а Куколока поражённый от страха к стене попятился и свалился, запнувшись, на зад. Никак не ожидал он такого превращения, произошедшего, конечно же, из-за его угощения.
— Да здравствует наш милый спаситель! — гаркнули двое этих витязей, чем вызвали целый шквал славиц в адрес Куколоки и всякоразных вдобавок похвал.
А в открытые двери вваливается тут радостная толпа. То были расколдованные горожане, люди видные все и одетые богато.
Подхватили двое витязей, оказавшихся близнецами, подмышки опешившего дурака и усадили его на один из тронов шикарных, а потом колена пред ним преклонили и также и прочим велели поступить.
— О, дивный волшебник! — протяжно они пропели. — За то, что освободил ты нас от заклятья древнего — будь же нашим царём! Все как один мы о том тебя молим! Просим о чести этой все до единого!
Испугался Куколока пуще прежнего. Ведь привык-то он к одиночеству, а тут такое людское скопище…
Ни в какую быть царём он не согласился, залопотал что-то невнятно про царевен украденных и про исчезнувших братьев. А тут раз — ряды горожан перед ним раздвигаются, и вот же они — Громаха с Торшей перед ним появляются! Живы-живёхоньки, как оказалося, а то уж так казалося, что их обоих тогда коты сожрали.
Вот же Куколока братьям и обрадовался! Кинулся он к ним стремглав и
