уж полночь даже начала приближаться. И тут слышит жертва связанная — звяк! — замок с той стороны открывают, и по лестнице слышатся шаги приближающиеся, а затем двери отворяются, и кто-то в подвал вступает. А ночь-то безлунная, не видать ничего вокруг, ну а у этого вошедшего и свечки в руках даже нету.
И вдруг чует наш пленник — этот некто верёвки на нём режет ножом, и в скором времени освободился он от пут полностью.
— Ч-шш! — услыхал Куколока шёпот негромкий, и догадался он умом своим убогим, что это ни кто иной-то был, как та дивчина, кою словом бестактным он обидел.
Взяла она спасённого парня за руку и по лестнице его повела, тихим голосом приговаривая:
— Беги, паренёк, отсюда что есть мочи. Мои родители злыдни, а этот их Чернобог просто гад какой-то. И свиньи мне тоже не нравятся — не люблю я свиного мяса.
Вышли они на свежий воздух, и Куколока спасительницу свою стал пытать, как её звать-то да величать.
— Баютой меня кличут, — та ему отвечает, — Любила я во младенчестве поспать, поэтому так меня и прозвали.
— У тебя пелена какая-то висит на глазах, — говорит ей тогда дурак, — как словно бы липкая паутина. Дай-ка я её сниму. Человеку, Баюта, надобно видеть!
Приложил он руки свои горячие к незрячим Баютиным очам, подержал их слегонца прижатыми, а потом резко прочь отнял, словно бы что-то с них срывая. И в тот же миг вскрикнула негромко слепая, ибо узрела она в отсвете с окон улыбающуюся рожу Куколокину.
— Тихо, не кричи, — почти шёпотом дурачок воскликнул, — а то Куколоку споймают и не видать ему тогда ни царевен, ни братьев…
Перелез он споро через ограду и кинулся по дороге бежать, а о том что он сделал доброе дело, скоро и памяти у него не осталося.
Да уж, оказывается, способностями целительными дурак наш обладал, да ещё какими! Правда, об этом диве ни у кого и мысли даже не закрадывалось, ибо по своему статусу идиот на последней ступеньке в обществе всегда обретается. А всё ж, видимо, светлою дюже была дурачкова душа. Светлою, да!..
А на следующий день пришёл он в селение большое, расположенное в красивой долине, а там горский князь пировал с гостями со своими. Увидали слуги князевы, что какой-то юродивый по улицам шляется, схватили его и пред очи княжьи вмиг доставили. Принялся грозный властитель у божьего человека про судьбу свою выпытывать, предложил поесть ему баранины жареной и всякой дичи, но гость невольный есть жаркое не стал и вот чего князю сказал не очень почтительно:
— Куколока мясо не кушает! Куколока животных любит! А ты, князь, злой — ты не человек вовсе, а хищник! Судьба же у тебя такая: на земле ты будешь жить вроде бы в ладу, зато после смерти своей окажешься в аду! Там ты сильно пожалеешь, что людям и зверям глотки резал. Все их страдания ты почуешь на своей шкуре, и жажда крови у тебя там пройдёт…
Оскорблённый князь на ножки тут прянул, на пророка нехорошего очами гневно засверкал, схватился даже рукою скорою за кинжал, но потом поуспокоился он мал-мало и такову свою волю громко сказал:
— За то, что ты хозяина посмел здесь не уважить, придётся тебе ответить, несчастный дурак! Я было думал, что ты и впрямь юродивый, а ты ведь просто-напросто идиот!
И хохотнув, добавил с усмешкою злою:
— Так ты говоришь, зверей больно любишь, Куколока? Это хорошо. Очень хорошо! У меня тоже есть зверь, который страшно любит людей. Я тебя зверюге этой подарю, а мы поглядим, как он тебя полюбит!..
Схватили слуги дюжие бедного Куколоку и поволокли его во двор, а князь-хозяин тоже туда последовал не спеша со всеми своими знатными гостями. А во дворе том, от дома подалее, ямища была выкопана большая, обнесённая прочным забором. Подвели слуги идиотика к забору и дали ему туда заглянуть. Он вниз глянул — мамочка родная! — прохаживался по дну ямы львина огромный, жидкогривый такой, толстоспинный. Ну, страшная же зверина!
Узрел лев людей, вокруг ямы собравшихся, клыки белые оскалил и зарычал на них плотоядно.
— Кидайте дурака этого в яму! — приказал строго князь своим амбалам, — Пускай мой лёвчик им полакомится!
И не успел парень несчастный даже квакнуть, как уже на дне ямы глубокой он оказался, да на ногах-то не удержался и на спину там упал.
Гости в азарте аж все взбормотали, лев сызнова грозно рявкнул, а Куколока от боли не мог на ноги даже подняться, ибо крепко об землю он ударился. И тут он чует — дыхание неблагоуханное на него пахнуло. Это лев подскочил стремглаво и свою пасть над ним раззявил.
Зажмурился Куколока от неожиданности, а лев ужасный возьми… да в щёку его и лизни!
Ну, всё лицо упавшему он облизал, а потом рядышком с ним лёг и лапищей громадной его приобнял. Кукололка же не испугался ну ни капельки; стал он лёве гриву его кашлатить, при том приговаривая:
— Ах, ты бедняга! Замучил тебя подлый князь, волюшки лишил тебя вольной! Тошно тебе, муторно в этой яме, и некому тебя приласкать…
Все это наблюдавшие ажно ахнули. Где ж это было видано, чтобы жуткий людоед с жертвой своей мирился! Не иначе, смекнули они, это и впрямь человек-то божий, раз его даже лев голодный не трогает.
— Эй ты, как там тебя, — кричит Куколоке князь поражённый, — давай-ка вылазь, я тебя прощаю!
А тот отвечает: нет, мне и здесь хорошо; вы все злые, а этот лёва добрый; не вылезу, дескать, ни за что!
И до тех пор он ямы той не покидал, покуда князь и льва не пообещал выпустить. Только тогда укротитель удивительный по канату подняться согласился.
Стал он перед князем и ему говорит:
— Куколока здесь ни за что не останется. Куколока спешит братьев своих спасать. А всё, что я про тебя сказал — чистая правда! Плохой ты человек, князь, жестокий больно!
Князь тогда зажмурился крепко и голову долу опустил, а Куколока спину к нему поворотил да и был таков: потопал вперёд он по горной той дороге.
А дело между тем было к вечеру. Стало уже смеркаться. И тут видит наш дурак — впереди на лугу отара овечья сбилась в кучу, а на пастуха с его собакой волчья стая яро напала. Волков было числом пять, из них трое дрались насмерть с громадной овчаркой, четвёртый овечку зубами рвал, а пятый волчара, самый из них сташный,
