на охранение фрицев! Завязали бой.
— Добро, — снова взглянул на часы Лосев. — Веди.
Вслед за вестовым потрусили к деревьям. Там ещё была прохлада, пахло хвоей и сыростью. Звуки боя между тем нарастали, теперь стрельба возникла и на флангах. Достали пистолеты.
— Попались, гады, — оскалился Каламбет, щелкнув затвором. Под ногами мягко пружинил мох, выскочили на поляну. Её пересекал санитар с сумкой через плечо, он тащил под мышки раненого.
— Куда его? — бросил на ходу Лосев.
— Пулевое в живот, — просипел тот и поволок дальше.
Затем наткнулись на трупы двух немцев. Из-за деревьев замахали — сюда!
Там залегла цепь. Согнувшись, подбежал ротный, доложил:
— Впереди противник.
— Много?
— В охранении было трое. Судя по интенсивности ответного огня, не меньше взвода. Отошли. Я пока выслал разведку.
— Будем ждать, — принял решение комбат.
Укрылись за выворотнем упавшей сосны, прислушались. Стрельба на флангах стала затихать, а потом сошла на нет. Вскоре появились два разведчика в маскхалатах и сообщили, что впереди в километре пустошь и развалины старого замка немцы укрылись там.
За ними прибежал связной из первой роты. Доложил то же.
— Вроде мы их обложили, а, комбат? — подмигнул представитель штаба.
— Давай быстро назад, — приказал связному Лосев. — Максюте передай, выдвинуться вперёд и залечь. Никаких действий не предпринимать до моей команды.
С таким же распоряжением отправили связного в третью роту.
— Ну что? Двинемся и мы? — кивнули в сторону чащи Артюхов с Каламбетом.
Вместо ответа комбат подозвал лежавшего за соседним деревом усатого сержанта.
— Дуй к дороге, Сальков, и веди сюда минометчиков. Усёк?
— Понял, товарищ комбат, — боец Сальков забросил за спину автомат и поспешил обратно.
— Теперь можно и вперёд. Давай, Яшкин, командуй, — бросил комбат ротному.
Старший лейтенант, встав на ноги, махнул рукой с зажатым в ней «ТТ» на ремешке. Цепь поднялась и осторожно двинулась дальше. Вскоре лес начал редеть, вышли к поросшей кустарником опушке, залегли снова. Перед ними открылась низина с озером. Рядом находилось то, что было когда-то замком.
Лосев достал из футляра бинокль, покрутил наводку. Оптика приблизила остатки стен, наполовину разрушенную башню и каменное здание без крыши. В нем темнели два ряда амбразур.
— Метров пятьсот будет, — сказал наблюдавший в свой бинокль Каламбет.
— Ну-ка дай, — протянул руку Артюхов и чертыхнулся, — из той коробки простреливается вся местность.
— Готовиться к атаке, товарищ майор? — перебежал к комбату ротный.
— Подождём минометы, — Лосев опустил бинокль.
— Умное решение, — согласился подполковник. — Зачем зря ложить бойцов?
Как только минометы прибыли, Лосев приказал развернуть расчеты.
— Готовы, товарищ комбат, — доложил через пять минут командир батареи.
— Восемь залпов, а затем дробь, — повернул к лейтенанту голову. — Давай!
Тот, придерживая полевую сумку, порысил обратно.
— Бат-тарея огонь! — донеслось сзади.
Последовали резкие хлопки, в небо унеслись пристрелочные мины, на развалинах вспучились разрывы. Затем батарея перешла на поражение. Мины начали рваться внутри каменной коробки.
Отзвучал последний залп, над развалинами крепости повисло облако пыли, а когда оно рассеялось, в одной из нижних амбразур замелькало что-то белое.
— Что и требовалось доказать, — сказал Лосев. — Яшкин, принимай капитуляцию.
Старший лейтенант поднял роту. Топоча сапогами, цепь заспешила к развалинам. За ней, сунув пистолеты в кобуры, двинулось начальство.
Когда подошли к форту, у его покрытой лишайниками стены под охраной автоматчиков, понурясь, стоял десяток пленных в камуфляже.
— Wer ist der Alteste?[14] — остановился напротив Артюхов.
Один, в офицерской фуражке с черепом, что-то прохрипел. Последовали ещё несколько вопросов с ответами. Подполковник удовлетворенно кивнул: «Gut»[15].
— Остатки полка Ваффен СС, прорвались из Бреслау. Двигались в землю[16] Гессен, чтобы сдаться американцам, — перевел слова немца.
— Хрен им. Не получилось, — сжал губы Каламбет.
Через низкий проход вошли внутрь. Там валялись изрешеченные осколками тела, оружие со снаряжением, стонали раненые, которых перевязывали двое санитаров. Удушливо пахло взрывчаткой.
— Семьдесят пять дохлых фрицев, — возник рядом Яшкин. — А в том углу, — кивнул на дальний, — ещё один. Не иначе большая шишка.
Хрустя гравием и камнями, направились туда.
На санитарных алюминиевых носилках лежал лет пятидесяти немец в запорошенном пылью мундире. На плечах витые погоны, в петлицах дубовые листья. Правая нога до бедра в гипсе. В откинутой руке «вальтер», из простреленного виска ещё сочилась кровь.
Артюхов наклонился, похлопал мертвеца по нагрудным карманам и извлёк из одного серое удостоверение с орлом. Развернул.
— Командир полка Ваффен СС «Бессляйн», бригаденфюрер[17] Людвиг Фогель. По-нашему, генерал-майор, — отщелкнув кнопки, сунул фашистское удостоверение в планшетку.
— Не захотел идти в плен, гад, — харкнул на землю Яшкин. — Видать сильно зверствовал.
— Ладно, прикажи собрать оружие и документы, — сказал комбат. — Пленных с ранеными и этого, — взглянул на тело, — отправь к машинам.
— Есть, — приложил к пилотке руку Яшкин и оглянулся: — Цивенко, ко мне!
— Слухаю, — подбежал жилистый старшина.
— Этого вместе с пленными, — ткнул в генерала пальцем, — доставить на дорогу.
— Поняв, — Цивенко загремел сапогами по обломкам.
Через пару минут вернулся с двумя немцами.
— Узялы и понэслы, — изобразил жестом. Те послушно подняли носилки и двинулись к выходу.
— А это что? — наклонился Яшкин.
Под ними, в головах, лежал небольшой кожаный саквояж.
— Тэкс, — Яшкин, присев на корточки, отщелкнул замки, раздернул. Внутри матово замерцали слитки.
— Дай один, — протянул руку Артюхов и внимательно осмотрел. — Золотой. С имперским клеймом, вес пятьсот грамм. Сколько там ещё?
— Девять, — посчитал оставшиеся ротный.
— Не пустой шел к американцам этот бригаденфюрер, — сдвинул на затылок фуражку Каламбет.
Подполковник вернул слиток ротному.
— На. Понесешь всё лично. Будет о чём вспомнить.
Спустя ещё час автомобильная колонна, гудя моторами, следовала по шоссе обратно. День клонился к закату.
Прибыв в часть, выгрузились. Автомобили определили на стоянку. Личный состав, сдав оружие, привел себя в порядок и строем отправился в столовую. Лосев вопросительно взглянул на Орешкина
