пальцем шрамы. Взад-вперед, прожигая на мне след.
Я отрицательно качаю головой, и это правда.
— Больше нет.
Когда Джессика поднимается на носочки, я замираю как статуя. Боюсь напугать ее, боюсь, что неправильно все понимаю. Просто боюсь. Но Джессика обхватывает меня за плечи и тянет на себя; она дергает мою рубашку, пока я не наклоняюсь ближе к ней на несколько дюймов.
Ее губы холодные. На вкус они напоминают соль, дождь и кофе, который я ей сварил, и когда ее горячий язычок касается моего, я мучительно стону.
Черт.
Стараясь не обращать внимания на вздымающийся член, я провожу рукой по ее спине, прижимаясь еще ближе. Другой рукой зарываюсь в ее мокрые волосы, поглаживая голову и откидывая ее назад, чтобы углубить поцелуй. Хочу целовать ее крепче. Буквально пировать на ее губах.
А я-то думал, что дорожка на башне маяка — самое высокое место, куда могу забраться, но вот я здесь, несусь по спирали вверх, к облакам. Я трусь об этого горячего ангелочка, зацепляясь пуговицами рубашки за лямки ее страховки.
— Джессика. — Это единственное слово, которое осталось в моей голове. Ее имя. Имя моей невесты. — Джессика.
Она стонет и снова целует меня, глубоко и долго, отстраняясь только для того, чтобы прикусить нижнюю губу. Меня никогда так не трогали, никогда так не хотели, и я не знаю, что с этим делать. Не могу мыслить здраво. Не могу ничего сделать, кроме как обнять ее и надеяться на большее.
Все закончилось слишком быстро. Я неровными шагами провожаю Джессику обратно в дом, мое сердце безостановочно колотится о грудную клетку.
Это случилось. Определенно случилось.
И я буду помнить наш поцелуй до самой смерти.
Глава 5
Джессика
Теперь, после поцелуя с Мюрреем, я не хочу останавливаться. Все, что связано со смотрителем маяка, вызывает у меня привыкание и магнитом влечет к нему, заставляя вращаться вокруг Мюррея как луна. Он такой большой, теплый, ворчливый и бородатый. Сильный, и голос у него потрясающий.
И он суров, командует мной и заворачивает в огромное полотенце после похода на башню. Мюррей позаботился о том, чтобы мне было тепло и сухо у камина в гостиной, и принес запасной комплект одежды из сумки.
Обо мне никогда так не заботились, даже когда я была маленькой девочкой.
Честно сказать такое внимание опьяняет.
— Не шевелись. — Мюррей стягивает очки с моего носа и откладывает их в сторону, чтобы протереть полотенцем волосы. Получается довольно неуклюже, и я прыскаю от смеха, пока он растирает мою голову, а пряди влажных волос прилипают к моему рту.
— Отпусти меня! — Мои слова заглушает ткань. Убрав полотенце, Мюррей снова улыбается. От этого зрелища у меня перехватывает дыхание, я теряю контроль над собой, но стараюсь не смотреть на него сквозь растрепанные волосы. Потому что всякий раз, когда он ловит мой взгляд, его улыбка исчезает.
— Ты жутко вертлявая.
— А ты настоящий тиран.
Мы ухмыляемся друг другу, огонь трещит в очаге рядом с нами, но ведь все не может быть так легко и просто, правда? Никому еще так не везло.
Пламя потрескивает и танцует, освещая половицы. За каменными стенами стонет ветер, дождь барабанит по окнам в рамах. Я дрожу от холода и сырости.
— На улице очень неспокойно.
Мюррей хмыкает.
Он смотрит на меня с откровенным голодом, его глаза блуждают вверх и вниз по моему мокрому телу. С каждым вдохом его грудь вздымается все сильнее и сильнее, словно он жадно глотает воздух, удары пульса отражаются на толстой шее.
Мюррей меня хочет.
Я плотно сжимаю бедра, чувствуя, как между ними разливается жар и мучительная истома. О боже, я тоже его хочу.
— Мюррей…
— Я приготовлю ужин.
Я растерянно моргаю, но теперь, когда он это сказал, понимаю, что проголодалась. Мой желудок пуст и грозно бурчит.
— Хочешь помочь? — спрашивает Мюррей. И быстро отступает назад, не встречаясь со мной взглядом. — Давай я сперва оставлю тебя сменить одежду.
— Конечно. — Мне тяжело смотреть, как он уходит, как его большая голова и плечи исчезают в дверном проеме. Мюррей не может уйти от меня так поспешно. Как будто преступник, скрывающийся с места преступления.
Черт… неужели я плохо целуюсь?
— Я быстро, — кричу я Мюррею вслед, стараясь звучать нормально, а потом пялюсь на кучу сухой одежды немигающими, мутными глазами. Должно быть, дело и правда в поцелуе.
Это был мой первый поцелуй. Скорее всего, он вышел не самым удачным, верно? То есть, мне он понравился, может, даже потряс весь мой чертов мир, но что, если Мюррей его возненавидел? Что, если он посчитал его отвратительным и больше никогда не захочет повторения?
Что, если он изменил свое мнение — обо всем этом? Обо мне?
— Черт. — Я хватаюсь за промокший край толстовки, чувствуя боль в груди. Рядом со мной весело потрескивает огонь.
Если бы знала, что у меня так плохо получается… ну, я бы потренировалась на руке или еще чем-нибудь.
* * *
— Ты молчишь.
Теперь моя очередь дуться. Я сижу на кухонной стойке, покачивая ногами, пока Мюррей нарезает овощи. Он посадил меня сюда, как будто это пустяк, как будто я весом меньше перышка. Обычно подобные вещи приводят меня в восторг, но я не могу избавиться от угрюмого настроения с тех пор, как Мюррей скрылся из гостиной.
Потому что Мюррей определенно от меня сбежал. Практически выбил дверь, чтобы удрать, и теперь я ощущаю холод и дрожь внутри. Словно я и не вылезала из мокрой одежды, хотя сейчас облачена в леггинсы, толстые носки и чистую голубую толстовку.
— Джессика?
Нож зависает над разделочной доской. Мюррей пристально смотрит на меня, держась ко мне здоровой стороной. Он специально так делает? Неужели ему до сих пор не все равно, что я думаю?
— Да? — Я сжимаю край стойки, постукивая пятками. — Что такое?
