а сущий кошмар… — заключает она, выдыхая. — Хорошо, что хоть не в Новый год случилось…
— Да, действительно хорошо… — отвечаю я, задумавшись.
Сейчас 22 декабря и отмечать праздник мне скорее всего придётся одной, но из больницы я уже выйду, это совершенно точно.
— Ты в курсе, что у нас вроде как вечеринка намечается от университета? В ресторане, все дела, — спрашивает она, улыбаясь. — Но я не пойду. Хочу отметить с тобой вдвоем в комнате, раз уже это последний наш с тобой общажный Новый год вместе!
— Последний общажный Новый год, — смеюсь этому названию, а на душе так тепло. Что есть у меня такая добрая замечательная подруга. — Ты же…Будешь крёстной, да? Моему малышу…Или малышке…
Соня начинает реветь. Истерично и громко всхлипывать, и буквально умываться слезами в ответ на мою просьбу.
— Господи, конечно! Конечно! Конечно! Я прилечу во Владик сразу же, как это случится! Как ребеночек появится на свет и когда ты захочешь его крестить тоже!
Она обнимает меня, и я успокаиваюсь. Родная душа в такие моменты очень и очень важна… Слишком много всего произошло за эти месяцы. А я не могу рассказать ни матери, ни Серёже. Потому что это будет подло и некрасиво с моей стороны. Они не должны жалеть меня. Им есть чем заняться, ведь они только начали жить полной жизнью.
Через три дня меня выписывают. В деканате всё поняли, я приношу справку и курсовую, которую доделала, будучи в больнице, когда Соня привезла мне ноутбук.
Думала ли о Глебе это время? Безусловно… Глупо врать, когда сердце разрывается от боли.
Но я больше не считаю его хорошим, а себя виноватой. Больше нет! Я старалась! Правда старалась! Я хотела, как лучше, а он даже слушать не стал! Да ещё и оскорбил в глазах чужого человека! Это низко. Это недостойно и гадко. Но чего я ещё ожидала от Ада? Пусть катится ко всем чертям вместе со своим синим пламенем на Адской колеснице.
24 декабря сдаю ещё один зачёт, а затем на радостной волне долетаю до деканата, чтобы решить вопрос по ещё одному предмету, но узнаю, что, к сожалению, преподаватель находится на длительном больничном. Скорее всего до двадцатых числах января, потому что ему предстоит операция. А это значит, что мне придётся задержаться на более длительное время! Чёрт!
В мгновение у меня всё тело коченеет, и я сильно нервничаю, отчего снова подкрадывается тошнота. Однако доктор прописал мне таблетки от токсикоза, поэтому отныне я всегда и везде таскаю их с собой.
Лечу в сторону уборной, чтобы запить водой одну капсулу, как вдруг, заворачивая за угол, на всех скоростях врезаюсь во что-то каменно-твёрдое и тёплое.
Разряд. Электрический импульс. Шок.
Тук-тук-тук-тук.
Возобновление сердечных сокращений. Мышца ещё жива и этот жалкий насос помнит, как качать кровь… Как прорывать горизонты. Как ныть внутри моего тела.
Синие, недосягаемые, неиссякаемые огни. В них живёт вечность и горят целые города. В них горю и я сама. В них гибнут чужие души. Моя давно исступленно бьётся в агонии, плачет, зовёт на помощь.
Умом понимаю, что должна отпрянуть, но чисто физически не могу этого сделать.
Залипаю на его лице. На ощущении прикосновений его тёплых сильных рук на своих плечах. На его чёрствой жестокой непроницаемости, которой наполнены голубые глаза.
Раньше я видела в его взгляде что-то большее, а теперь будто смотрю в зеркало, отражающее равнодушие и хладнокровие.
— Метлу забыла, ведьма? Сегодня на своих двоих? — спрашивает он, выбив у меня из лёгких кислород. Одна фраза, а меня размазало по асфальту на скорости под двести.
Зачем так назвал? Зачем так сказал?! Да и в целом, зачем вообще заговорил?!
Стою, как парализованная. Полностью уязвимая. Ощущаю себя обнажённой перед ним, сложившей оружие, падшей. Настолько всё плохо. Настолько ужасно.
Я слабая, слабая, слабая рядом с ним!
Не хочу общаться. И отвечать более не собираюсь. Я должна поскорее улететь из Москвы. Забыть всё как страшный сон. Переключиться. Заняться собой и беременностью!
— Стой, — окрикивает меня грубый баритон. — Уронила.
Поворачиваю взгляд на него и понимаю, что у меня сейчас случится обморок, потому что у него в руках мои таблетки от тошноты.
Боже, боже, боже.
Он же не смотрит, что это такое, да? Он не смотрит.
Плевать ему.
Подхожу быстрее пули и выдираю у него из рук блистер. Хорошо, что там толком не прочитаешь. Не видно. Всего-то три первые буквы названия. Но когда рука касается его кожи, по телу будто электрический ток проносится. Взрывает во мне все мои червоточинки.
Да сколько ж можно вот так на меня влиять! Оставь уже в покое мои нервы!
— Не за что, — цедит он сквозь зубы и уходит оттуда быстрее пули, пока я пытаюсь отдышаться униженная одним только его присутствием…
* * *
— Светка зовёт нас на вечеринку, — улыбчиво вторит мне Соня слова Титовой.
— Да какие мне вечеринки, Сонь? Я точно мертвец себя ощущаю. Зомби и то лучше меня выглядят.
— Скажешь тоже! — смеётся она, вытаскивая из-под кровати пакет. — Тут…Вот…В общем. — тянет она, поджимая губы.
— Что это?
— Это подарок. От меня, — сообщает она, на что я довольно заглядываю внутрь.
— Сооонь…Ты серьёзно? — умиляюсь, вынимая оттуда детскую мягкую грелку в виде рыженького оленёнка.
— Ага, — кивает, присаживаясь рядом. — Как только буду знать пол, начну покупать и отправлять тебе вещички, а пока хочу, чтобы эта полезная игрушка стала у ребенка первой от его крёстной.
— Это безумно мило, реально. Спасибо…Но пока ещё рано всё это дарить…Не хочу, чтобы у нас комната была этим завалена…будет странно, — задумчиво посмеиваюсь, не желая обидеть подругу, да и вроде она понимает всё сама.
— И всё же подумай насчёт вечеринки. Тебе бы понравилось. Хоть немного бы отвлеклась…Да и время бы вместе провели. Тем более, что парней там совершенно точно не будет!
— Почему? — спрашиваю заинтересованно. Даже излишне заинтересованно, но не могу упустить возможность узнать.
— Это 27 декабря…И в
