горкой считалось старое бомбоубежище на Заслонова. Здесь недалеко, по прямой через двор. Потом там открыли модный ночной клуб, но внутри побывать мне не довелось, я ходила в другие клубы. А вот как на горку, мы с подружками туда бегали часто.
Точно не скажу, когда это случилось. В пятом, кажется, классе – плюс-минус. Помню только, что зима в тот год выдалась такая холодная, каких ни до, ни после мне переживать не доводилось. Птицы замерзали на лету: сама не видела, но одноклассник рассказывал, как ему на голову свалился заледеневший голубь. Спасибо меховой шапке, а то было бы у меня одноклассником меньше. Но что нам какие-то морозы? В те времена я бы дошла пешком до Северного полюса, скажи мне кто, что там есть хороший склон. Ну и если бы родители отпустили.
Мы учились часов до двух, а потом бежали на горку и торчали там до глубокой ночи. То есть часов до шести, на самом деле, – в декабре темнеет рано. И это важный момент. Детская горка – место шумное и многолюдное, в хороший день там вообще не протолкнуться. Очередь покататься длиннее, чем в Эрмитаж. Но когда садится солнце и зажигают фонари, все меняется. Вроде и народу ничуть не меньше, а ощущение такое, будто ты осталась одна на всём белом свете. Люди вокруг становятся какими-то ненастоящими: только что ты болтала с подружкой, но стоит отойти на пару шагов, и она натурально исчезает, как привидение. А ты стоишь, глазами хлопаешь и гадаешь, действительно ли это была твоя подружка или кто-то другой в её обличье? А ещё вокруг очень тихо. Все шумят, галдят, хохочут в голос, а все равно кругом тишина. Думаю, это из-за снега. Он был очень пушистый и жёсткий, как стекловата. Это ведь её используют для звукоизоляции? А может, из-за холода все звуки замерзали в воздухе, как морожены песни у Писахова… Представляю, какой гвалт поднялся там по весне, когда они оттаяли!
Как я уже говорила, это была не настоящая горка, а старое бомбоубежище. То есть её не огораживали, как детскую площадку, и скаты вели прямо на тротуар, прохожим под ноги.
Санки у меня тогда были самые обыкновенные. Помнишь, такие – с алюминиевыми полозьями и разноцветными планками? Но чтобы кататься с горки, это не самый лучший вариант. Дурацкие алюминиевые полозья постоянно гнутся и зарываются в снег, санки опрокидываются через раз, ты летишь мордой в сугроб – в общем, радость и веселье. Но если приноровиться и научиться держать баланс, они выдавали отличную скорость… Как это делалось: прижимаешь санки к груди, разбегаешься и прыгаешь, как в омут. Чем быстрее разбежался, тем быстрее едешь, и ветер свистит в ушах, хотя уши под шапкой.
Вот такая мизансцена. Я помню, что это случилось уже после заката. Но это не значит, что было темно. Горели фонари, светились окна домов, а снег искрился, как волшебная пыльца. Я разбежалась, прыгнула, покатилась. Санки быстро набирали скорость, и, раскинь я руки, наверное, взлетела бы. И вот тогда, когда уже ничего нельзя было исправить, я его и увидела.
Внизу под горкой шёл чёрный человек. Я его так называю потому, что сначала увидела силуэт, будто бы вырезанный из чёрной бумаги. Впрочем, когда катишься с горки на полной скорости, нет ни времени, ни возможности задаваться сложными вопросами: откуда он взялся, кто он такой… В тот момент у меня в голове мелькнула одна мысль: сейчас я в него врежусь и за это мне крепко влетит. То есть, получается, две мысли.
– Поберегись! – закричала я. – Осторожно!
Но… Я же говорила про особую тишину, которая царила на горке? Я сама себя не услышала, а уж чёрный человек и подавно. Ты когда-нибудь пробовала играть на тубе? Мне как-то довелось: дудела в неё изо всех сил, аж голова закружилась, но не смогла извлечь ни звука. Вот и тогда ощущения были точно такие же. Я кричала, точно кричала, но меня как будто лишили голоса.
Кажется, в тот момент я впервые в жизни осознала, что такое «неизбежность». Это потом, прокручивая сцену в голове, я видела тысячу и один способ избежать столкновения. Например, попытаться затормозить рукой или ногой, свернуть в сторону или опрокинуть санки… Но тогда я не догадалась, что может быть по-другому.
Теперь про чёрного человека… По правилам полагается дать описание, кого именно я увидела. Как он выглядел, и всё остальное. Разумеется, в тот момент я ни о чем таком не думала. Я неслась со скоростью гоночного болида, и только снег летел из-под полозьев. Хоть я и увидела чёрного человека, но, само собой, его не разглядывала, подмечая детали. Это был моментальный образ, что-то вроде фотографии глазами, и я восстанавливаю ее post factum.
Он был высоким. В юном возрасте сложно оценить рост взрослого человека – когда смотришь снизу, всё кажется больше, чем оно есть на самом деле. Но этот тип показался мне настоящим великаном. Точно выше моего папы, и сильно выше. А ещё он выглядел очень худым, как будто его собрали из тонких и длинных палок.
Одет он был, скажем так, не по сезону. Стоял жуткий мороз, но вместо шубы или зимней куртки он вырядился в тонкий плащ до земли и нацепил обыкновенную широкополую шляпу. Только лицо было замотано шарфом. Собственно говоря, лица я не разглядела – ничего, кроме этого шарфа в полоску.
В общем, картина более-менее ясна, ситуация понятна. Я даже не успела по-настоящему испугаться, крикнула свое «Поберегись!» и в ту же секунду врезалась в этого типа. Сбила его с ног, как кеглю в кегельбане, а сама опрокинулась и улетела в сугроб.
Отлёживаться я не стала – мгновение спустя уже была на ногах со всеми полагающимися «Простите!», «Извините!» и «Я случайно!». Однако человека в чёрном плаще не увидела. Точнее, увидела, но не сразу, а когда увидела, даже не сообразила, что это он и есть.
Чуть в стороне от места столкновения на земле лежала куча тёмной одежды. Не поверженное тело, нет, а именно куча скомканной одежды. Вроде той, что вываливается из платяного шкафа, если долго не наводить там порядок. У меня чуть глаза на лоб не полезли, а может, и полезли – я же не видела себя со стороны. Но челюсть точно отвисла. Я не понимала, что случилось. Секунду назад передо мной шёл живой человек – руки, ноги, все остальное. И вдруг раз, и он испарился, превратился… Я даже не знаю, во что.
Мне сделалось жутко. Если бы могла – рванула бы оттуда со всех ног, но подошвы будто примёрзли к земле. Я стояла, не дыша, не смея ни пискнуть, ни пошевелиться. Стояла и смотрела на эту кучу тряпья, а та вдруг начала копошиться.
Да, именно копошиться… Пожалуй, я не подберу слова лучше. Возможно, издалека это и выглядело, как человек, пытающийся подняться на ноги. Но я стояла рядом и видела совершенно иное. Видела, как под грудой одежды что-то ползает, извивается. Что-то… Или кто-то? Моя фантазия отказывалась работать. О некоторых вещах лучше не думать, даже если они происходят у тебя на глазах.
Чёрный человек поднимался медленно и совсем не так, как поднимался бы человек обычный, да и вообще кто угодно, у кого есть кости. Он словно бы рос из земли, на ходу облачаясь одеждой. Так могла бы вставать огромная марионетка, которую тянут вверх за невидимые нити. Сперва над кучей шмотья приподнялась шляпа, затем – шарф, ворот пальто, плечи…
Лица я так и не увидела. Узкая полоска между полями шляпы и краем шарфа была чернее ночи. На мгновение мне померещилось, будто в этой темноте что-то двигается – плотные бархатистые тени, но сказать наверняка я не могла.
Именно в этот момент я поняла, что никакой кучи тряпья больше нет и передо мной стоит тот самый жуткий великан, тощий, как ожившее огородное пугало. Не просто стоит, а нависает, изогнувшись, словно знак вопроса. И почему-то я даже не сомневалась, что сейчас он схватит меня за тощую шею и начнёт душить – что-то в его облике располагало именно к таким мыслям. Опустив взгляд, я увидела чёрные кожаные перчатки. У этого типа оказались очень большие кисти рук, при этом пальцы совсем не двигались, словно это были не настоящие руки, а что-то вроде протезов.
Душить меня он не стал. На самом деле, он ко мне даже не притронулся, разве что пару раз задел по носу своим шарфом – я помню сильный запах лаванды, как из бабушкиного сундука. Вместо того он со мной заговорил:
– Ты. Никому. Ничего. Не. Скажешь.
Каждое слово прозвучало отдельно, само по себе.
Не знаю, как лучше описать его голос – ни до, ни после я не слышала
