нему как дура, пока он строил свою карьеру и шлялся направо и налево.
— Ты чего так вырядилась, Варь? На свидание собралась? — очнувшись от своих мыслей, мама наконец замечает мои вертлявые танцы перед зеркалом.
— Ага, — киваю, расползаясь в счастливой улыбке, которая медленно гаснет, когда я вспоминаю, что со вчерашнего дня от Макса не было ни одного звонка и сообщения.
— Давно пора, — одобряет мама. — И кто счастливчик?
— Пока секрет, — с загадочным видом отвечаю я, в сотый раз за сегодня проверяя свой телефон.
После многочасовых разговоров и полотен сообщений молчание Красавина меня, мягко говоря, напрягает. Не думаю, что он решил слиться в последний момент. Скорее всего или в дороге, или что-то с мобильником, но на душе все равно не спокойно.
— Ладно, не буду мешать. Пойду ужин готовить, — мама поспешно поднимается с кровати и направляется к выходу из моей комнаты.
— Сергею не забудь позвонить, — кричу ей в след, доставая из тумбочки косметичку.
К восьми часам вечера я полностью готова и при полном параде ошиваюсь у окна, нетерпеливо подгоняя время и нервно проверяя сообщения. Пару раз набираю Максу сама, но абонент вне зоны действия сети, а моя нервная система на последнем издыхании. Ближе к девяти меня начинает ощутимо потряхивать, в голову лезет полнейшая дичь. На всякий случай проверяю, долетел ли до аэропорта рейс Красавина, и, убедившись, что самолет благополучно сел в Шереметьево два часа назад, начинаю перебирать другие причины, по которым он не выходит на связь.
Вариант, что Макс все-таки подцепил африканскую заразу и впал в бессознательное состояние, отпадает сразу. Позавчера во время двухчасового вечернего созвона он заверил, что последние результаты анализов подтвердили отсутствие инфекции в организме.
Меня шатает от твёрдой уверенности, что Макс появится с минуты на минуту до царапающих сжимающееся сердце подозрений, что он и не собирался никуда вылетать, и просто скрасил время на вынужденном карантине, мороча голову наивной бывшей.
Ровно в девять, не выдержав напряжения, надеваю пальто и выскакиваю на улицу. Дома под жалостливым взглядом матери оставаться просто невыносимо. Несмотря на то, что мама и слова мне не сказала, ее молчаливое участие и беспокойство только подливали масла в огонь. И плевать, как это будет выглядеть со стороны, если Макс все-таки приедет. Может, я воздухом вышла подышать?
У нашего подъезда, как назло, ярко горит фонарь, и чтобы не мозолить глаза любопытным соседям, иду к соседнему, где царит кромешная тьма. Нет, все-таки хорошо, что я живу не в нем. Учитывая, что я возвращаюсь с подработки довольно поздно, отсутствие нормального освещения может привлечь всякий криминальный сброд. Но сейчас я не думаю о своей безопасности. Усевшись на лавку, дрожу от пронизывающего холодного ветра, и жадно провожаю взглядом каждую въезжающую во двор машину, но ни одна из них не тормозит там, где нужно.
Когда начинает накрапывать дождь, к моим глазам тоже подбираются слезы. Я продрогла до костей и вымокну до нитки, если в ближайшие десять минут Красавин не появится. Обхватив дрожащие плечи руками, отчаянно пытаюсь справиться с накатывающей истерикой. Горло перехватывает от обиды, по щекам текут дождевые капли, подозрительно соленые на вкус. Проходит еще полчаса. Стрелки на часах медленно, но уверенно подбираются к десяти. Снова звоню ему, слушая автоматический ответ оператора. Хлюпаю носом и опять звоню.
Оправданий больше не осталось, надежд тоже. После всего хорошего, что Макс сделал для нас с мамой, в голове не укладывается, как он мог так со мной поступить.
Должна же быть причина. Должна!
В двадцать минут одиннадцатого перебираюсь с лавки под козырёк подъезда и, растирая озябшие ладони, даю себе обещание, что подожду еще пять минут и …
И что потом?
Вернусь домой, зарёванная и мокрая как мышь? Матери же придется объяснять, почему в таком виде, а я не могу-у-у. Больно, стыдно, обидно до слез. Дура, какая же я беспросветная дура. Целый год держалась и опять растеклась.
Ну зачем? Зачем я ему ответила?
Подумаешь, фотка красивая, так Красавин профессионал. Он каждый день сотни баб в разных ракурсах снимает. У него даже африканские аборигенки с отвисшими до плеч мочками ушей писаными красавицами выходят.
Чтобы экстренное у него не случилось, он мог меня предупредить.
Мог!
Я же по-человечески его просила. В кармане пальто неожиданно оживает телефон, сердце подскакивает и застревает где-то в горле. Щеки опаляет жаром, руки трясутся, в растрепанной душе отплясывают румбу розовые единороги.
Клянусь, я сейчас любое объяснение приму и даже не попрекну ни разу. Едва не выронив мобильник, отвечаю на вызов.
— Да, — сипло пищу я.
— Варюх, привет. Ты чем сейчас занимаешься? — щебечет в трубку нетрезвый голос Грызловой. Внутри все обрывается, по щекам хлещет поток слез. Хочу сбросить, но пальцы задеревенели от холода. — Варь, спишь, что ли? — зовет Маринка.
— Нет, у подъезда стою, — отзываюсь убитый тоном.
— С работы пробираешься?
— Типа того.
— А голос почему такой замученный?
— Устала, Марин. Спать хочу.
— У меня есть предложение получше, — оптимистично заявляет подруга. — Бери такси и дуй к нам. Адрес я скину.
— К вам? — вяло переспрашиваю я.
— Мы с Маратом у Влада на даче зависаем. Шашлык, баня, теплый бассейн под открытым небом и добираться не далеко. Приезжай, Варюх. Ну очень тебя не хватает, — перечислив бонусы, уговаривает Марина. — Владик будет рад. Он совсем один тут скучает, с девушкой расстался и у тебя никого.
— Владик — это случайно не тот…
— Да, тот самый, — перебивает Грызлова. Значит, все-таки Владик, а не Вадик. — Ты его тогда отшила, но он не в обиде.
— Мне на работу к десяти.
— Ерунда, никуда не денется твоя работа. Посидим пару часиков, потом мальчики нас на такси домой отправят.
Зная Маринку, двумя часиками точно не ограничится, да и вряд ли она своего Марата одного оставит. А, может, и правда, поехать? Ну что я, по сути, теряю? Дома до утра точно свихнусь, буду по кругу гонять одни и те же мысли, в подушку выть и в телефон пялиться в ожидании звонка. Хотел бы — позвонил. А если не хочет, то нечего и ждать. Хватит, себя тоже надо уважать и любить, а не изводить душу несбыточными мечтами о белобрысом мудаке.
— Скидывай адрес, Марин, — вытерев слезы, быстро принимаю решение, не догадываясь, какую цену впоследствии мне придется за него заплатить.
Глава 3
Варвара
Дача Владика оказывается отнюдь не каркасной избушкой в типичном СНТ, а огромным загородным домом из красного кирпича квадратов этак на пятьсот с облагороженной придомовой территорией и ландшафтным
