погоде – о природе» и приобретали острый налет.
– Замолчи, мелюзга, – резко и грубо ответил папин приятель.
Я вздохнула и посмотрела вниз – вокруг была разбросана шелуха от семечек, валялись рядом с урной металлические крышки от бутылок, кто-то сморкался, кто-то сплевывал. Мужики курили, ругались, доказывали свою пьяную правоту, смеялись над глупыми шутками, а мы стояли и ждали. Ждали, нервничали, не находили себе места посреди происходящего абсурда. И испытывали невероятный стыд, виновато улыбаясь прохожим, которые слышали эти невразумительные пьяные дебаты.
– Пап, ну пойдем, – брат взял отца за рукав и потянул в сторону дома.
– Иди, Володь, тебя дети ждут! – прозвучал самый трезвый и разумный голос из уст соседа по подъезду.
Разговор на этом прервался, а мужики, кряхтя и стряхивая с себя семечки, разошлись по своим делам. Отец кивнул нам, будто вспомнив про наше существование, и мы поплелись домой. Пять минут – и мы будем дома.
На пригорке перед лестницей отец остановился и нечеткими движениями пытался прикурить, заслоняя горящую спичку от ветра. Его лицо раскраснелось, кадык остро выпирал вперед, ворот рубахи с одной стороны завернулся внутрь, но он этого не замечал. Руки дрожали, и он никак не мог справиться.
– Пап, ты скоро? – вопрос звучал как мольба. Находиться здесь, с пьяным и некрасиво себя ведущим отцом, на глазах у всех прохожих – знакомых и не очень – было просто невыносимо. Наконец сигарета была прикурена, а спичка затушена и выброшена в траву.
– Ребяты, стойте, мы забыли, – голос заплетался.
– Что забыли? – пискнула я.
– За-быыы-ли, – зачем-то повторил отец, но понятнее от этого не стало.
– Да что забыли-то?
– Арбуз забыли купить.
– Пап, пожалуйста, пойдем домой, – уровень эмпатического позора достиг пиковых отметок.
В тот раз обошлось без арбуза. Его не хотелось совсем. Не хотелось ничего, кроме как оказаться сейчас в комнате, где на тебя никто не будет сочувственно-осуждающе смотреть и, покачивая головой, проходить мимо.
В семье все понимали пристрастия отца, но замалчивали это. Делали вид, что все в порядке, никогда не проговаривая проблемы вслух. Жили под лозунгом «Терпеть и молчать». Но люди вокруг не слепые и все видели и понимали.
Дома развлекаться мультиками уже не хотелось, слива закончилась. Пиво и духота сморили отца, и он крепко спал, причмокивая и выкрикивая что-то невнятное. Очередной вечер был утоплен в алкоголе. Мы не знали, чем занять себя после того, как нас насильно выдернули из приятных занятий на эту убогую прогулку. Липкое и навязчивое ощущение беспомощности и вынужденной покорности сохранилось до самой ночи, пока не пришла с работы мама.
– Представляешь, мне сказали «замолчи, мелюзга», мам, – всхлипывала я. – А он стоял, курил и пил пиво.
Ответ мамы обескуражил, окончательно зафиксировав тезисы «Не говори, не доверяй, не чувствуй», и напрочь отрезал путь к эмпатии:
– А зачем вы вообще с пьяным папой пошли в магазин?
* * *
В подвижной конструкции психологического треугольника Карпмана я прочно обосновалась на позиции жертвы. Жертвой быть удобно. В маске выученной беспомощности отрастить ментальные «лапки» и впитать модель поведения «маленького человека», от которого ничего в этой жизни не зависит.
Глава 5. Посреди вымышленного картофельного пюре
Две минуты до старта. Кажется, что я забыла, как дышать и моргать. Вокруг шумно, но сфокусироваться ни на одном разговоре невозможно. Как будто одновременно материализовались все нервные импульсы участников забега.
Банан. Я вижу в руке стоящего впереди спортсмена половинку банана с почерневшей мякотью. Шкурка покрылась темными пятнами от прикосновения рук. О еде сейчас хочется думать в самую последнюю очередь. Утренняя гомеопатическая доза овсянки на воде и вареное яйцо напитали мой бессонный организм довольно быстро. Ломтик злакового хлеба на десерт и стакан воды завершили завтрак. От одного взгляда на золотистую турку и пачку свежеобжаренных зерен мутило. Даже витамины не смогла проглотить – до того мерзким показался их запах. Кратковременный стресс – хороший повод послушать свой мудрый организм: он точно знает, что кофе – не помощник в беге, а правильные углеводы будут медленно расщепляться и насыщать энергией.
На длинной дистанции всегда предусмотрены пункты питания. Со свежими бананами. Но это будет на 8-м и 16-м километре, когда утихнет предстартовое напряжение, а запас гликогена в мышцах истощится. А перед стартом есть совсем не хотелось. На стрессе никогда не хочется.
* * *
Вечерело все еще рано, хотя март уже заявил свои права на весну. За окном выл ветер, раскачивая деревья, а по подоконнику стучал не то ледяной дождь, не то крупинки снега.
Я первоклашка. И три четверти первого учебного года были уже позади. Все уроки сделаны, выучено стихотворение на послезавтра, прочитан коротенький параграф по окружающему миру и решены все примеры по математике в двух вариантах. Я по-хозяйски развлекалась наведением порядка на полке с аудиокассетами. Сортировала их по исполнителю и расставляла так, чтобы было видно корешки. Для пущего задора включила себе музыку и ничего вокруг не замечала.
И только по покачнувшемуся воздуху и изменившемуся запаху я поняла, что пришел отец. Вот оно, неприятное, – дома. Послушным котенком я вышла в коридор расплыться в притворных приветствиях. Да, запах, ставший таким привычным, не обманул – омерзительная смесь из грязных носков, пота и алкогольного духа.
Склонившись над замусоленным ботинком и тщетно пытаясь развязать шнурки, шатаясь и хватая руками стены, он пытался разуться.
– Привет, пап, – с опаской, но пытаясь изобразить радость, пропищала я. Из комнаты в этот момент вышел брат и с ухмылкой смотрел на неловкие действия отца.
– Ребяты, привет! – неуверенно и нечетко прозвучало в ответ. – Миш, а Миш, сделай доброе дело – развяжи мне шнурки. Пальцы совсем замерзли.
Мишка сопротивлялся:
– Если у тебя не получилось, то и у меня не получится.
Мельком неожиданно для себя отмечаю удивительную способность Мишки все переводить в шутку, игнорировать обстоятельства и произносить вырывающую душу фразу с приподнятыми уголками губ.
Мы юркнули в комнату и как-то суетливо принялись убирать и без того идеально убранную комнату, готовясь просидеть остаток вечера в тишине.
Грохот продолжился, сначала в ванной, а затем на кухне. Видимо, в поисках еды хаотично