Алекса Никос
Растопить ледяное сердце
Глава 1
Одним темным декабрьским вечером, когда снег за окном, кружась вихрем, ложился на землю крупными хрупкими снежинками, я сидела, завернувшись в уютный пушистый плед. Шоколадный от чашки, наполненной горячим какао, которую я держала в руках, разносился, кажется, по всему нашему немаленькому дому. В камине, облицованном темным камнем, задорно потрескивали березовые поленья, и я изредка ворошила их кочергой.
Люблю такие вечера. Близятся новогодние праздники, и все вокруг, будто бы, выдыхают, наконец, расслабляются, прекратив бесконечный бег внутри колеса жизни. Настает лучшее время года. То самое время, когда люди подводят итоги, оценивают свои успехи, задумываются о том, чтобы что-то изменить в жизни. Ведь все знают, что новый год — он, как чистый лист бумаги, с которого можно начинать писать уже новую историю, неповторимую и прекрасную. Для меня же, предновогодние дни всегда были временем чудес. Я до сих пор верю, что именно в Новый Год может случится что-то невероятное и волшебное. Ведь когда, если не в эти дни, наполненные дурманящими ароматами хвои и мандаринов, атмосферой праздника и легкости?
— Алевтина, снова мечтаешь? — раздается за спиной строгий голос отца. — В твоем возрасте, уже стоило бы стать более серьезной и перестать верить в сказки.
Ну вот, опять. Всегда он влезает в мои яркие фантазии со своей суровой действительностью, очень далекой от идеальной глянцевой жизни, которую мы старательно демонстрируем каждые пару месяцев репортерам журналов.
— Что у тебя снова случилось? — с тяжелым вздохом поворачиваюсь в сторону отца, хмурящего брови.
— Никто работать не хочет, будто праздничные дни уже наступили. А до них, между прочим, целых две недели. Совсем обленились, а еще ТОП-менеджерами себя называют и премии требуют.
Каждый год повторяется одно и то же, каждый год я слышу эти слова, на протяжении уже почти двадцати трех лет, ничего не меняется. Пресловутая стабильность, которую я ненавижу.
— Вот если бы ты, Алевтина, пошла бы учиться на экономиста, как я тебе советовал, то сейчас помогала бы мне всех держать в узде. Но нет, ты же натура творческая, тебе надо всякие картинки рисовать, — продолжает заводиться отец. — Тьфу, что за профессия такая — дизайнер? Кто вообще придумал это?
— Папочка, там ужин на столе, очень вкусный, — хлопаю я ресницами, переводя тему. — Ты бы поел. Наверное, голодный.
Если отца сейчас не переключить на другую тему, он будет ругаться и кричать еще очень долго, а мне ровно в полночь надо быть совсем в другом месте.
— “Вкусный” говоришь, — тянет отец, разворачивается и уходит, напоследок сказав: — Пойду попробую, что там Аглая приготовила, что даже моей малоежке понравилось.
Фыркаю, услышав это прозвище. Так меня называли в детстве, потому что я была очень привередливая в еде. Но, кажется, родители, слишком занятые собой, не заметили, что их старшая дочь уже давно выросла.
Отпиваю из чашки уже остывшее какао и кривлюсь. Вот же, папочка, всю атмосферу мне испортил своим появлением. Я ведь только собиралась помечтать о чуде, которое может свершиться уже в этот Новый Год.
Выпутываюсь из пледа и небрежно кидаю его на диван. Поднимаюсь по деревянной лестнице на второй этаж, одновременно закручивая свои длинные шоколадного цвета волосы в пучок, чтобы не мешали. Захожу в комнату, интерьер которой разрабатывала сама: здесь и подвесное кресло, в котором я люблю качаться, обдумывая идеи, и несколько полок, на которых расставляю награды, и большой комод, со множеством ящиков, необходимых для хранения всяких мелочей, которые могут пригодиться не только в работе, но и в жизни. Ну и, конечно, широкая удобная кровать, где я люблю валяться, с комфортом раскинувшись в позе морской звезды.
Выдергиваю одну половицу, присев около кровати, чтобы достать необходимые мне вещи. Если уж отец вернулся с работы, значит стрелки часов приближаются к полуночи — самое время провести ритуал.
Расстилаю темную ткань на паркете, расставляю несколько серебристых свечей, поджигая их, в центр кладу лист бумаги, исписанный от руки. Сама присаживаюсь на колени, закрываю глаза, сосредотачиваясь. Меня окружают ароматы бергамота и сандалового дерева, вдыхая которые раз за разом, я медленно погружаюсь в нужное мне состояние, мысленно произнося давно выученные назубок слова.
* * *
Я снова нахожусь в центре этой странной круглой комнаты со множеством дверей. Ощущаю еле уловимый запах мяты и чего-то цветочного, сладкого. Для меня именно так пахнет свобода. Лишь сюда я могу убежать, чтобы хоть на некоторое время стать собой: не изображать пай-девочку из приличной и уважаемой идеальной семьи, не улыбаться фальшиво, когда душа рвется на куски от отчаяния, не делать вид, что мне интересна чужая жизнь и все те сплетни, что обсуждают окружающие.
Вместо потолка, я вижу небо с пушистыми фиолетово-розовыми облаками. Кажется, что здесь здесь вечный закат. Не знаю, что меня ждет за каждой из этих белых дверей, кроме которых ничего нет вокруг. Редко — это жуткие монстры, преследующие меня, чаще попадаются пустынные города, невиданные мной ранее, иногда чудесные далекие места, где я гуляю, наслаждаясь единением с природой.
Свобода быть собой, ощущать умиротворение и счастье, чувствовать себя освобожденной от всех проблем, давления общества и отца — то, что раз за разом заставляет меня возвращаться сюда.
Но сегодня замечаю, что-то необычное в окружающем меня пространстве. Комната, будто изменилась, но настолько неуловимо, что не могу разобраться, что же именно не так. Выбираю наобум дверь с круглой латунной ручкой. Как всегда, это — лотерея, сюрприз, который я жду с замиранием сердца. Распахиваю створку, но внутри только пустота и затхлый аромат, который поселяется в домах, где давно никто не живет. За следующей дверью меня ждет тоже самое. Да и третья комната оказывается такой.
Не понимаю, что происходит, почему не получается так же, как было до этого? Еще ни разу мне не приходилось открывать несколько дверей за одно посещение.
Недоумение захлестывает меня. Кручу головой из стороны в сторону, в надежде разглядеть нечто, что поможет мне сделать правильный выбор. Вдруг замечаю дверь, отличающуюся от других мерцающей золотистой завесой, которая притягивает, манит прикоснуться. Решительным шагом преодолеваю расстояние до двери и погружаю руку в сияющее вязкое марево, отдающееся покалыванием сотни мягких иголочек на моей коже. Глубоко вдохнув, прохожу сквозь завесу к двери, оказавшейся не белой, как остальные, а ярко-голубой, словно цвет неба в ясный летний день. Поворачиваю ручку, но
