погружается в меня, то грубо щиплет соски, а волосы на его лобке терзают мой клитор. Коннор мастер играть со мной, лишать меня удовольствия, пока не будет готов дать его мне.
Так продолжалось уже много лет. Перед глазами вспыхивает воспоминание о нашем первом разе у кирпичной стены переулка, когда он говорит мне кончить, как хорошей маленькой шлюшке, которой я и являюсь. Точно так же, Коннор сделал и тогда.
И я повинуюсь, покорно отдаваясь мужчине, которого втайне любила много лет.
Коннор отдается удовольствию, я ощущаю ритмичные сокращения его члена, и клянусь, что могу снова кончить от одного этого ощущения. Мужчина обнимает меня, быстро целует, а затем слезает, оставляя меня ждать влажную тряпку, которой он оботрет меня. Он нежен, когда делает это. Меня всегда приводило в восторг то, как этот мужчина может быть таким жестоким и одержимым убийством и местью, но все же в темноте ночи, наедине со мной, Коннор открывается передо мной с той стороны, которую никто другой не видит. Хотя, полагаю, что веду себя так же. Я двуличная женщина, вышедшая замуж за мужчину только для того, чтобы отомстить ему за убийство брата.
Кровать скрипит, когда Коннор вытирает меня между бедер. Наручники, прикрепленные к столбику кровати, звенят.
— Хочешь воспользоваться ими? — задаю вопрос только потому, что наручники висели там с тех пор, как я приехала, и он ни разу не упомянул о них.
— Нет, они висят там на случай, если они войдут, — просто заявляет Коннор, хотя меня охватывает ужас.
Никто не должен знать, что я была крысой. Никто не должен знать, что мы планировали это годами. Так много зависит от нашего обмана.
— Ты скажешь, что я надеваю их на тебя ночью, — говорит мне Коннор, бросая ткань в корзину для белья, а затем забираясь обратно в постель, натягивая на нас простыни и одеяло.
Я могу только кивнуть, поскольку слова ускользают от меня. Я не знаю, что думают его люди или что они говорят друг другу. Я не знаю, достаточно ли хорошо играю свою роль.
Слова пронизаны страхом, когда я спрашиваю:
— Как думаешь, они знают?
— Знает только мой брат и больше никто. Никто никогда не сможет заподозрить, что ты была крысой, даже если я точно скажу тебе, что делать. Мои ребята никогда тебе не поверят.
— Я знаю, но они что-нибудь сказали? — спрашиваю я, поворачиваясь на бок и глядя в глаза мужчине, в которого влюбилась еще до того, как он заметил меня.
Много лет назад, до того, как мой брат умер, а я исчезла. До того, как Коннор встретил женщину, которая подарила ему его первого сына. До трагедии. До того, как жизнь потребовала от нас заплатить по счетам. Тогда я хотела только его и думала, что это будет легко.
— Ты снова так на меня смотришь. — Коннор сбивает меня с мысли нежным шепотом, он обхватывает рукой мой подбородок, заставляя смотреть на него.
Мой красивый жестокий защитник смотрит на меня сверху вниз.
— Я знаю, что использовал тебя. И знаю, что ты влюбилась в меня раньше, чем я в тебя.
— Я так сильно любила тебя, что была готова выйти замуж за врага. — Мое сердце болит от осознания того, что я натворила.
— Ты тоже хотела отомстить, — напоминает он мне, и я киваю в знак согласия.
Я хотела убить только одного, но Коннор убедил меня уничтожить всех. Каждого из них.
— Когда ты влюбился в меня?
— Всегда тебя любил. — Его ответ прост и уверен, без колебаний. — Но когда я успел в тебя влюбиться? Когда я… почувствовал собственичество по отношению к тебе?
— Когда я забеременела?
Я задаю ему вопрос, который задавала себе почти год. Все изменилось, когда я сказала Коннору, что беременна.
— До этого, — признается он, — Я не мог смириться с тем, что он прикасается к тебе.
Я помню наш спор. Коннор не хотел, чтобы я возвращалась. Но мы были так близки к осуществлению наших планов, мне хотелось больше отомстить, чем защитить себя.
— Он мог узнать, что ребенок не его.
— Мы были осторожны… — начинаю я, и все мысли и тревоги проносятся в моей голове. — Если бы Нолан был не от тебя…
— Он — мой. — Ответ Коннора звучит окончательно. — Это все, что имеет значение. Никто никогда не причинит ему вреда.
Горло сжимается, потому что единственное чего хочу я — чтобы мой сын был в безопасности. Поскольку вражда между семьями закончилась кровопролитием, он должен быть в безопасности.
— Я сделаю все, чтобы он был в безопасности.
— Что, если они узнают?
Мое единственное беспокойство. Единственное, что сейчас мешает мне спокойно спать.
— Мы с Флетчером убьем их всех, прежде чем позволим чему-либо случиться с тобой или нашим сыном.
Тревога не покидает меня.
— Я просто хочу, чтобы все закончилось, — шепчу я, мой взгляд падает на его грудь.
Коннор берет меня за руку и подносит костяшки моих пальцев к своим губам, целуя их.
— Я слишком многого от тебя требовал, — произносит он с сожалением.
— Что сделано, то сделано.
Эти слова мы говорили друг другу многие годы, когда все глубже погружались в объятия друг друга, все больше и больше увлекаясь планированием казни, чтобы искупить грехи прошлого.
Сейчас же я просто благодарна, что мне больше не придется спать с врагом.
— Ты сделала все, что я тебе сказал. Ты — моя хорошая девочка. — Коннор целует меня в лоб, и гордость и утешение от его похвалы почти убаюкивают меня.
— Я люблю тебя. Не только за то, что ты для меня делаешь, но и потому, что я тебя знаю.
Его рука скользит по моим изгибам, когда Коннор говорит мне, что тоже любит меня.
— Однако ты не ответил на мой вопрос… Когда ты влюбился в меня? — Я не знаю, почему мне так сильно нужно знать ответ на этот вопрос. — Примерно в то время, когда я сказала тебе, что беременна от тебя?
— Я любил тебя и до этого… ты же знаешь.
— Знаю, просто… — Мне нужно успокоить дыхание, прежде чем выпустить ту боль, что прячется внутри. — Но… ты хотел все прекратить… хотел, чтобы я убежала от него и была с тобой, потому что узнал о моей беременности… Я боялась сказать тебе, потому что знала, что ты не чувствуешь ко мне того, что я чувствую к тебе, но в тот день что-то изменилось.
Коннор слабо улыбается и смотрит на вращающийся вентилятор, говоря:
— Я никогда не забуду тот день.
Прежде чем
