часа! У них и тридцать первого есть спектакль. О, а давай мы с Глебом вам такой новогодний подарок сделаем, а? Билеты! Всё! Решено! Покупаю вам с папой билеты в театр! Ура, и голову ломать не надо, что вам подарить.
Тамара вымученно слушала дочь, не понимая и половины ее восторгов. Спектакль, театр… какой театр? У нее дома есть свой персональный.
— Мам, ты какая-то грустная, — не унималась Оля. — У вас там всё в порядке? Ты не заболела?
Тамара поморщилась и, придерживая телефон, снова заглянула в духовку. Кажется, готово. Она выключила огонь, оставив мясо внутри, пусть сидит, отдыхает.
— У нас всё хорошо, — как можно беспечнее ответила она дочери. — Ужин готовлю, не очень удобно разговаривать.
— А, ну тогда пока! Приятного аппетита. Мне тут тоже сейчас доставку привезут, — быстро распрощалась с ней Лёля.
Тамара взглянула на часы. Это мог бы быть самый обычный, заурядный вечер, с вкусным ужином и комплиментами ее кулинарному мастерству. А потом они бы посмотрели очередную часть вышедшего недавно сериала и снова бы спорили, кто из героев прав. «У тебя только черное или белое, — примирительно бурчал Николай, — а здесь нет стопроцентно положительных героев. У каждого свои скелеты в шкафу». Да уж, знала бы она, что муж говорит о себе. Его скелет сегодня с грохотом вывалился из шкафа и рассыпался перед ней позвонками, ребрами, костями. Выбирай, что хочешь. Страшно. Вот бы убрать обратно, в шкаф, да еще и дверцу подпереть, чтоб уж наверняка.
В прихожей раздался тихий шум. У Тамары заколотилось сердце. Куда бежать? К дочери в комнату или запереться в спальне? Ноги стали ватными, и она осталась сидеть на стуле. Где-то далеко щелкнул выключатель, с тихим журчанием полилась вода, потом всё стихло. Тамара напряженно выпрямила спину и поняла, что банально задыхается. В груди сдавило, будто жирный удав свился вокруг кольцами и медленно, неотвратимо душит ее. Сердце затрепыхалось и практически выскочило наружу. Она попыталась вдохнуть глубже, но почувствовала болезненный спазм в горле. В проеме двери появился Николай. Тамару затрясло мелкой дрожью, словно она очутилась в ледяной проруби. Она смотрела в окно и больше всего на свете хотела, чтобы этот кошмар побыстрее закончился. В темном стекле она видела фигуру мужа, он застыл у входа, не решаясь сесть. Тамара ждала. Наконец, Николай шумно выдохнул, запустил в волосы руки и с какой-то бессильной яростью глухо стукнулся затылком о стену. Тамара вздрогнула и обернулась. Николай стоял, опустив голову, не решаясь взглянуть на нее. На щеке мелко дергалась ниточка нерва. Кожа на лице потемнела и приобрела нездоровый вид. Тамара сморгнула слезы, чувствуя, как внутри завязывается мучительный узел боли.
— Коля… — тихо прошептала она сухими губами. — Что делать-то теперь, Коля?!
Николай не ответил, только качнулся вперед, как пьяный. Оперся о холодильник. Тот вздрогнул, и с дверцы сорвался и покатился магнитик с красочным турецким морем и пальмами, а следом тихо закружилась в воздухе и упала на пол их фотография.
Глава 5
В духовке медленно остывали и покрывались глянцевой корочкой свиные ребрышки. Впрочем, это всё, на что хватило сегодня Тамары. На салат и гарнир сил не осталось. Да и как поставишь на стол кушанье, которое впору оросить водопадом горьких злых слов. Не поставила. А Николай и не просил. Он так и стоял, подпирая спиной стеклянную дверь. Они оба превратились в два каменных изваяния. Ни в одном языке мира нет тех слов, что были бы сейчас уместны. Не существует способа выразить свою боль и отчаяние, когда душа рвется на части. У одного от жалости и стыда, а у другой от обиды и горечи.
Николаю было мучительно жалко Тамару. Сейчас он ненавидел себя за то, что причиняет ей страдания. Ненавидел искренне, не на показ. Полгода он скрывал свои чувства к Соне, потому что боялся ранить Тамару. Не хватало ему мужества нанести этот удар. Знал — нечестно это, несправедливо. И с каждым днем понимал, что узел затягивается всё сильнее, и рано или поздно настанет день, когда придется рубить по живому. В какой-то момент, измучившись, решил расстаться с Софией. Она смирилась, не звонила и не писала, только стала еще тоньше и бледнее. Превратилась совсем в тень. Он выдержал две недели и сдался. Эти две недели превратились для него в ад на земле. У него пропал аппетит, он осунулся и похудел, движения стали замедленными, и впервые в жизни напала бессонница. Тамара испугалась и начала отправлять к доктору. Совсем недавно вот так за два месяца сгорел ее двоюродный брат. Из крепкого упитанного мужчины превратился в щепку и умер. А ведь ничего не предвещало. Обеспокоенная Тома, записала мужа на анализы. Но в них ничего критичного не нашли. К счастью, испепеляющую его любовь, таким способом не обнаружишь.
А как было бы просто! Показал бы жене диагноз — влюблен! Способ лечения — быть рядом с той, от мысли о которой кружится голова, а на лице появляется глупая улыбка. Если бы… Все мы ждем, что прилетит волшебник и за нас всё решит. Всех рассудит, во всем разберется, никого не обидит и наступит покой и благолепие. Но жизнь такого не допустит. Вот еще! Лишить себя таких забав, нет уж! Лучше устроиться поудобнее с чашечкой горячего чая и, посмеиваясь изучать, как наивные людишки мучаются, страдают, льют слезы и живут потом с камнем на душе.
Тамара больше на мужа не смотрела. Он остался для нее на другой половине когда-то их совместной планеты. Светлая была планета, радостная. Всё на ней было: и трудности, и бедность, и помощь друг другу, и счастье вперемешку с обидами и слезами. Но планета была надежно прикрыта куполом любви, и мелкие неприятности, если и оставляли след, то быстро смывались дождем прощения и понимания. И вот теперь их планету черной трещиной разорвало предательство. Николай остался с той стороны, она с этой. Отныне придется жить каждому на своей половине. Можно попытаться построить хлипкий мостик из палочек смирения и веточек всепрощения, но, как только ты сделаешь по нему первый шаг, он неизбежно рухнет, улетит в глубокую пропасть и утянет обоих за собой. А можно вообще закидать эту трещину соломой, замаскировать зеленой травой, а потом представить, будто и нет там под ней бездны. Ходить друг к другу необязательно, а то непременно провалишься. Но со стороны всем будет казаться, что их планета, как и прежде цела и невредима.
Тихо щелкнула духовка,
