раз приходилось встречаться с приставучими ворчунами, но в тех, других обстоятельствах он всегда ловко уходил от ответа, точнее — вежливо ретировался. А сейчас здесь он попытался по памяти перебрать все ранее использованные варианты ухода от неудобного общения, но ни одного эффективного не подобрал. Разве что просто встать и уйти, но это было бы крайне нежелательно — остаться без посещения доктора.
Мякин почесал лоб, изображая, что задумался над ответом, и в это мгновение дверь приоткрылась и в проёме появилось довольное, но несколько озабоченное беседой с доктором лицо тощего. Тощий равнодушно взглянул на пузатого и Мякина, словно и не видел их раньше, и засеменил прочь по коридору.
— Ну, теперь пора мне, — поднимаясь с кресла, произнёс пузатый и, подойдя к двери, посмотрел внимательно на несколько растерянного Мякина. — Я надеюсь, что мы скоро встретимся и продолжим наше интересное общение.
Когда пузатый скрылся за дверью, Мякин облегчённо выдохнул, огляделся и радостно констатировал про себя, что остался один и что потом он как-нибудь постарается избежать интересного общения с пузатым.
Мякин несколько раз прошёлся мимо дверей по пустому коридору, размышляя о том, какова же его судьба — в первый же санаторный день нарваться на пузатого, когда ещё сам Мякин не отошёл от рабочих дум об отчёте, Герасиме Ильиче и обо всех, кто его провожал в конторе, а главное — от этого крайне неприятного во всех отношениях Казлюка. Мякин вспомнил эту неприятную личность. Вспомнил, как Казлюк язвительно подмигивал и непонятно шутил по поводу санатория. Говорил, что Мякин забудет там, в санатории, обо всём на свете и что им, конторским, придётся объяснять Мякину, как надо делать отчёты.
Мякин от таких мыслей загрустил, остановился около кресел, и в это время дверь кабинета отворилась и в коридоре образовался пузатый.
— Прошу! — торжественно произнёс он, широким жестом приглашая Мякина пройти к доктору.
Мякин нервно посмотрел на пузатого, отвёл взгляд в сторону и, стараясь его не задеть, прошмыгнул в кабинет. Обстоятельный облик врача, седого мужчины далеко за пятьдесят, несколько успокоил Мякина. Он тихо поздоровался с доктором и остановился у двери.
— Присаживайтесь, — по-деловому предложил доктор и, взглянув на мякинскую фигуру, спросил: — Вы у нас первый раз?
— Да, — сухо ответил Мякин.
После измерения мякинского давления доктор спросил:
— На что жалуетесь?
Мякин, удовлетворённый тем, что давление у него оказалось в норме, не задумываясь выпалил:
— На Казлюка.
Доктор удивлённо приподнял выцветшие брови и, прищурившись, спросил:
— Казлюк — это что?
Мякин понял, что совершил глупость, и быстро заговорил:
— Простите. Я не хотел. Это так, случайно выскочило. Это всё он, который только что был у вас. Это он заговорил меня — вот я и разволновался.
Доктор заглянул в папку и произнёс:
— У него другая фамилия, то есть он не Казлюк.
— Я знаю, — ответил Мякин.
Доктор в знак согласия кивнул головой и предложил Мякину раздеться по пояс. Он послушал мякинское дыхание, затем молоточком постучал по локтям и коленкам и произнёс.
— А всё же, что вас беспокоит кроме Казлюка?
Мякин задумался — он давно не отвечал на такие вопросы. Доктор, выждав некоторое время, снова спросил:
— Вы чем-нибудь болели раньше?
Мякин наморщил лоб и вспомнил своё детство. В детстве он болел, как и все ребятишки его двора. Один раз он ещё до школы попал в больницу и лежал в палате с несколькими пацанами его возраста. Кто-то из них, что был пошустрее, объявил, что если по утрам у них будет нормальная температура, то их не будут колоть в попу лекарствами. Пацаны с энтузиазмом включились в эксперимент. Для начала решили держать температуру в термометрах до красной цифры на шкале. Технология была примитивно простой: необходимо было следить за градусником и как только температура дойдёт до цифры «тридцать семь», протолкнуть градусник за подмышку, чтобы он не грелся. Но уколы продолжались. Тогда решили не доводить температуру до красной цифры. Но, как всегда, мальчишек подвела беспечность: медсестра через стеклянные двери палаты обнаружила манипуляции с термометрами. Юные экспериментаторы получили нагоняй не только от врача, но и от родителей.
Мякин не включил этот эпизод в свой рассказ о перенесённых заболеваниях и остановился на последнем, радикулитном. Доктор дослушал его до конца, кивнул, как бы подтверждая окончание мякинского монолога, и, перелистывая санаторную книжку, ненавязчиво предложил Мякину множество процедур — как он выразился, весьма полезных для мякинского организма.
Мякин слушал доктора, молча соглашался с ним и только иногда успевал вставлять короткие реплики, типа: «А я успею это всё?» На что доктор уверенно отвечал:
— В диспетчерской девочки вам всё спланируют. Да, и не забывайте о прогулках на свежем воздухе. Походите на лыжах. У нас прекрасные виды.
Хотя Мякин уже очень давно не вставал на лыжи, но перечить доктору не посмел и на предложение «походить на лыжах» утвердительно кивнул.
В кабинет заглянула медсестра и с озабоченным лицом произнесла:
— Она очень жалуется.
Доктор нехотя оторвался от мякинской санаторной книжки, взглянул на озабоченную медсестру и ответил:
— Скажите ей, что я сейчас её приму. Только вот закончу с молодым человеком. Пусть подходит.
Через минуту Мякин, весьма довольный результатами общения с доктором, бодро шагал по длинному коридору к себе в номер. Он даже что-то мурлыкал себе под нос из классики — настроение у него было приподнятое, скоро обед, а с пузатым он решил разобраться очень просто: вежливо отказать ему в беседе ввиду чрезвычайной загруженности процедурами. А уж Казлюк и прочие неприятные мысли после перспективы вновь встать на лыжи вообще отошли даже не на второй план, а куда-то очень далеко и вряд ли могли помешать ему приятно провести время среди санаторных процедур.
Навстречу ему появилась женщина — весьма средних лет, с унылым и ужасно постным лицом. Она мельком, словно не видя Мякина, скользнула по всей его фигуре и, не останавливаясь, целеустремлённо прошагала мимо.
«Наверное, это та недовольная», — подумал Мякин, и ему стало жалко хорошего и внимательного доктора. А самому Мякину стало как-то неловко и даже стыдно за свою болтовню в кабинете, и он решил, что теперь будет отдыхать на всю катушку и выбросит все грустные мысли из головы, а главное — будет дисциплинированно посещать все процедуры, рекомендованные этим приятным доктором.
В номере на тумбочке Мякин обнаружил несколько бумажек и пластмассовую баночку. Пересмотрев всё, он понял, что ему завтра с утра предстоит сдать несколько анализов, и всё натощак. Разложив бумажки по назначенному времени, Мякин почувствовал, что отдых его будет весьма интенсивным, и,
