Сварог по заранее рассчитанному маршруту, дабы ненароком незацепить что-нибудь незакрепленное и шаткое, прошел к столу и сел. Здоровенныйпастушеский пес, серый, кудлатый кураш, молча поднялся, отошел подальше и шумноулегся в углу, положив голову на лапы. Сварог все время чуял на себе егоспокойный загадочный взгляд — но так случалось каждый раз, когда он сюдаприходил, и он привык.
Хозяин поставил на стол пузатые серебряные чарочки,отодвинул толстую потрепанную книгу — названия на черной кожаной обложке небыло. Сварог содрал лезвием кинжала смолу с высокого горлышка бутылки, раскачалкончиком пробку, выдернул.
— Прочитали? — спросил Анрах. Сварог достал изкармана небольшой толстый томик: «Записки искателя затонувшего континентаАльдарии, составленные по опыту трех своих собственных морских путешествий, атакже по рассказам и свидетельствам, почерпнутым из бесед со сведущими людьми».Тисненое серебром название занимало всю обложку, едва осталось место длямаленького якорька внизу.
— Каково же ваше мнение?
— Занятно, — сказал Сварог. — Но аргументовмаловато. Если они вообще есть… Альдария должна была существовать, потому чтодолжна же она была существовать, черт возьми! К этому, если вдумчиво прочесть,все аргументы и сводятся. Записки Гонзака, подтверждающие его теорию, у него,конечно же, украли…
— Действительно, — кивнул Анрах. — Боюсь, чтобедного профессора разыгрывали все, кому не лень. Грех не подоить богатогобездельника, готового раскошелиться на подозрительных «лоцманов» и еще болееподозрительные «древние карты». Да и «записки Гонзака», цитируемые им, ничутьне похожи на стиль Гонзака и пестрят скорее сегурским жаргоном… Хорошо еще, чтодля профессора все кончилось благополучно и кровопускание устроили только егокошельку, а не ему самому…
— А что, были примеры и печальнее?
— Случались. Взять хотя бы Гонтора Корча. Не слыхали?Лет десять назад у него вышла крайне интересная книга, «Ночные колеса». Оночных извозчиках. То, что они сами рассказывали. В основном, конечно, смешныеи грустные истории из жизни гуляк и бытия ночной столицы. Влюбленные парочки,ночные бандиты, охота за должниками… Но попадаются весьма странные и загадочныеслучаи, которых извозчики, люди недалекие, сами выдумать никак не могли…Прочитайте, если попадется. Ночные извозчики — это целый мир, микрокосм сосвоими легендами, фольклором, даже со своими призраками и специфическимисуевериями. С этой же точки зрения Корч хотел описать и Фиарнолл, крупнейшийторговый порт на восходе. Упоминается в хрониках уже четыре тысячи лет назад.Между прочим, Корча и автора «Альдарии», несмотря на все несходство, объединяетодно — оба отчего-то придерживались сенсационной версии, имевшей одно времяхождение, но быстро забытой — будто роверен Гонзак пропал вовсе не в наших полуночныхгуберниях, а где-то неподалеку от Фиарнолла. Но Корч из Фиарнолла не вернулся.В портах, случается, самый разный народ исчезает бесследно. А уж в Фиарнолле…Ходят слухи, там едва не лишился головы даже небезызвестный герцог Орк…
Пес в углу заворочался, шумно вздохнул и пустил струйкуслюны. Наверное, его блоха укусила.
Сварог поморщился и поспешил увести разговор от Орка:
— Что же, по-вашему, могло случиться с Корчем?
— Да что угодно. Бандиты, похитители людей. Микрокосм…Ваше здоровье!
Он был низенький, лысый, крючконосый, с венчиком седыхкурчавых волос вокруг лобастого черепа. И суетился сегодня как-то особеннооживленно, глаза так и поблескивали.
— Новое приобретение? — спросил Сварог. —Раритет?
— Новый маленький успех, который в то же время сталгрустным разочарованием. С успехами такое случается. — Не дожидаясьвопроса, он просеменил к книжной полке, схватил прислоненную к переплетамкартинку в узкой медной рамке. — Вот, взгляните.
Сварог взглянул. Человек в темно-желтом камзоле сидел накрасивом вороном коне, и в обоих не было ничего удивительного. Он пожалплечами:
— После общения с Гаем могу сказать одно: этой картинкелет сто…
— Сто двадцать.
— И называется такая манера, по-моему, кирленскойшколой.
— Верно, — кивнул Анрах. — Никто ничего незамечал сто двадцать лет… Изволите ли знать, сто двадцать лет назад благородныйграф Кэши, с большим сходством изображенный на этом портрете — чтоподтверждается другими известными полотнами, — сопровождал на прогулкеблагородного барона Торадо, к которому питал давнюю неприязнь и место коего вканцелярии министра финансов давно стремился занять. Они были вдвоем, без слуг.В лесу на них напали волки. Графу Кэншу удалось ускакать. Барона волкизагрызли. Король, благоволивший к барону, но не особенно расположенный к графу,отрядил тщательнейшее следствие, в конце концов очистившее графа от всех ивсяческих подозрений. Слишком многие свидетели, в том числе верные слугибарона, видели, что при графе, когда он уезжал с бароном, не было и перочинногоножика. Слишком опытными были королевские егери, выступившие в роли экспертовпо звериным укусам. Волки, никаких сомнений. В те времена они еще водились вРоблейских лесах во множестве. Граф получил место… А совсем недавно я наткнулсяна этот портрет, считавшийся пропавшим.
Он сделал эффектную паузу, и Сварог, чтобы доставить старикуудовольствие, поторопился спросить — с искренним, впрочем, любопытством:
— И что же в этом портрете особенного?
Анрах подал ему большую лупу в затейливой серебряной оправес литой ручкой:
— Присмотритесь получше к этому прекрасному коню.Точнее, к его морде.
Сварог присмотрелся, опустил лупу. Снова посмотрел:
— Послушайте… Это что, фантазия художника?
— Это добросовестность художника, — торжествующевозвестил Анрах.
— Но у этого, с позволения сказать, коня самыенатуральные волчьи зубы!
— Правильно, — сказал Анрах. — Никакой это неконь. Он называется шарук и водится на Сильване, в Великих Степях. Говорят,тамошним кочевникам иногда удается их приручать, и это, несомненно, правда, судяпо происшедшему. Шарук и в самом деле внешним видом не отличается от коня, нозубы у него скорее волчьи. Это плотоядное животное и, кстати, грешитлюдоедством. Представления не имею, как графу удалось его раздобыть инезамеченным переправить на Талар — на Сильване он никогда не бывал, должнобыть, не вошедшие в Историю доверенные лица постарались. Никто ничего незаподозрил — кто станет заглядывать в зубы самому обычному коню? Это на картинеон горячится, закусил удила, открыл пасть… Граф очень быстро от него избавился— есть упоминание о пожаре в конюшне. А добросовестный художник, роднойплемянник графа, погиб при странных обстоятельствах. Картина попала кантикварам всего месяц назад, когда разорившиеся потомки графа распродавалиимущество… Понятно, почему граф ее не уничтожил — любил, должно быть, иногдаразглядывать, гордясь своим хитроумием…
