в теплый мотор. Пыль рыжим налетом осела на всех частях двигателя. Солдат проверил масленку.
— Будем к вечеру. Я зашел на кухню, там разделывают неплохого поросеночка, так что ужин нас ожидает приличный, — размечтался майор Хонг Сават. — Я велел приготовить национальные лаосские блюда с чесноком и красным перцем.
— У меня нет виски, запасы кончились.
— Не беспокойся, на обратном пути заедем в индийские магазины, там что-нибудь найдется, — успокоил Роберта Коп Фен.
— А не поздно будет?
— Купить никогда не поздно, даже в полночь откроют и продадут, но мы к вечеру вернемся, не беспокойся. Сдается мне, что сегодня у нас будет прощальный ужин, ведь завтра за тобой прилетит самолет.
— А что, сообщили из Ханоя?
— Нет, но повару приснился сон, будто мы оба с тобой улетаем.
— Ты просто хочешь меня утешить, — отмахнулся Роберт, — но я не верю ни в сны, ни в предчувствия. Вот если бы по радио об этом сообщили.
И все же в нем жила радостная уверенность в том, что завтра он наконец улетит из Сам Неуа, вернется в Ханой. Не забыть купить водки две бутылки, одну оставить на ночь. Девушка, конечно, придет. Он откроет окно, не зажигая света, и увидит ее, сидящую на ступеньках веранды, а может, только услышит позвякивание браслетов, когда она резко обернется на негромкий призывный свист. Тари будет ему принадлежать. Он обнажит в полумраке ее золотистое тело, упругое, пахнущее острыми духами.
Нравы здесь еще не такие строгие, как в Ханое. Там, бывало, девушки поглядывали призывно, улыбались, сверкая белыми зубами. Они даже легонько задевали его, точно кошки, но ни одна не остановилась, чтобы завязать знакомство, хотя все они бегло говорят по-французски. Они, видимо, знали, что он из стана друзей, однако для них он все равно был иностранцем. Чужим. А тут пока еще не заявляют, что достоинство девушки должно воспрепятствовать ей лечь со мною в постель.
«Тари будет моей». Он потянулся, с удовольствием ощущая свое сильное, мускулистое тело.
Шофер установил на место пулемет и завел мотор. Хонг Сават сел сбоку, положил руку на жирно поблескивающий приклад.
— Вы готовы? — обратился он к Маляку и к его солдату, которые, отодвигая ногами коробки с патронами, устраивались на заднем сиденье.
— Готовы. А это еще зачем? — Роберт дотронулся до пулемета, который небрежно поддерживала рука майора. — Я свой кольт не взял, уж очень он по боку колотит.
— На всякий случай, — успокоил его Сават. — Можешь ехать так. Оружия у нас хватает, а если этого будет мало, твой кольт нас тоже не спасет.
— Ты серьезно?
— Конечно, серьезно. Но все будет в порядке. Мы едем недалеко, в деревню, население которой стоит за нас. Поехали, — махнул он рукой шоферу.
— Если завтра не будет самолета, ты можешь дать мне на один день машину?
— Куда это ты собрался?
— С Коп Феном, — он заметил, что солдат смутился, — в его родные места…
— Посмотрим. Не хочу заранее обещать, к тому же я уверен, что самолет прилетит.
Подскакивая на закаменевших под жарким солнцем колдобинах, машина выкатилась за ворота. В тени бетонного дота, оставшегося от американцев, сидел часовой, положив карабин себе на колени. Солдат не пошевелился. Взгляд раскосых глаз был равнодушен. Он их знал.
Из-под колес джипа с визгом выскочили огромные свиньи; щетина у них на загривках поднялась торчком. В распахнутых дверях торговых лавок ослепительно сияли алюминиевые тазы, медные кастрюли и оцинкованные сковородки. Из трубы граммофона грянул старый австрийский марш. Машина обогнала длинную вереницу лошадок, навьюченных мешками с солью. Босые погонщики несли ружья по-партизански, дулом вниз. Голубоватой полосой висел над дорогой дым от тлеющего древесного угля, пахло чуть подгоревшим мясом и чесноком.
— Слушай, — Роберт толкнул Коп Фена, показывая большим пальцем на майора, — ты не мог бы подержать пулемет, чтобы он пересел сюда?
— Нет. Он не может рисковать, — широко улыбнулся солдат. Его забавляла наивность журналиста. — Мео имеют привычку стрелять сзади, после того как машина проедет мимо них… Там, где он сидит, безопаснее.
Маляк пожал плечами. «Напугать меня хотят, — думал он, глядя на блестящее, но без капли пота, дружелюбное лицо Коп Фена. — Вот он обрадовался бы, начни я его расспрашивать. В конце концов, он прав: майор здесь нужнее, он должен командовать батальоном, знает всю округу, а я не оказываю никакого влияния на ход событий.
Может, конечно, произойти, что я случайно прикрою его собой и предназначенная для него пуля настигнет меня. Добровольно-то я никогда этого не сделаю, — ведь я призван поведать миру о том, как он боролся и как погиб. Он — пешка, а я… Пока что эта война какая-то суматошная: они занимают городок и тут же быстро отступают, ибо численное превосходство еще на стороне королевских войск. В легенду эта война превратится под пером историка, а материалы о ней он возьмет из моих репортажей. Что они знают? Они лишь чувствуют несправедливость и хотят изменить свою судьбу. В голове у них застряло несколько лозунгов, ведь только сейчас, в армии, их начали учить грамоте. Воюющие по разные стороны кричат одно: «Мы боремся за счастье народа». На тех и на других — одинаковая форма. Их можно отличить разве что по красной ленточке на погонах или вышитой звезде на шапке. А правда за теми, кто побеждает.
Если бы на дороге можно было ожидать засады, майор не поехал бы без охраны, а взял бы грузовик со взводом солдат и минометы», — успокоившись, подумал Роберт.
Дорога вилась по долине. Встречный ветер загибал широкие поля полотняной ковбойской шляпы водителя, приносил запах засухи, мертвых трав, брошенных рисовых полей с гребешками стерни. Горы отодвинулись, вокруг белели высокие стволы деревьев, оплетенные жилами лиан. Листва поникла недвижимо. Оползни красной глины дышали жаром.
Этот зимний день в Лаосе, этот жаркий вечер, пустое небо и толстые нити летающей паутины напоминали Маляку польское бабье лето. Тишина успокаивала; казалось, что окрестности дремлют, — выцветшее небо поглощало всякий блеск. Стая попугайчиков, кувыркаясь на лету, с шумом пролетела над дорогой и села на вершину дерева; их зеленое оперение бросалось в глаза среди засохших, коричневых листьев.
— Близко от твоей деревни до того места, куда мы едем, до той пещеры? — лениво спросил Роберт.
Коп Фен предостерегающе поднял палец. Потом незаметно опустил веки в знак утверждения.
— Попробуем туда заглянуть. — Маляк сжал испачканную машинным маслом ладонь солдата.
— Если будет время.
Коп Фен явно не хотел говорить на эту тему, он сидел отвернувшись, держа карабин между коленями и глядя на рисовые поля, обнесенные валами, точно старинные крепости.
Хоть
