как в составе легенды о варяжских князьях, так и за ее пределами, вызывали сомнения с точки зрения их достоверности. Напротив, летописец был особо заинтересован в достоверном освещении фактов, касающихся Веси, пусть скупых, но зато всегда точных.
Таким образом, Весь, если не с самого начала русской государственности, то уж во всяком случае с момента образования единого древнерусского государства с центром в Киеве, вошла в его состав. Еще раньше она, видимо, была втянута в орбиту политических влияний северных славянских образований — Словен и Кривичей.[6]
Характер взаимоотношений между Русью и Весью всецело определялся сложившимися в то время раннефеодальными отношениями: Весь платила Руси дань. Указание летописи достаточно четко и не оставляет на этот счет никаких сомнений: «А се суть инии языци, иже дань дають Руси: Чудь, Меря, Весь, Мурома» — и т. д. Есть основания полагать, что характер этих взаимоотношений довольно долгое время оставался в своих основных и существенных чертах неизменным. Таким основанием может служить сообщение летописи о восстании волхвов в г. Белоозере в 1071 г.[7]
Движение началось в Ростовской земле, откуда инсургенты в количестве 300 человек явились на Белоозеро, где восстание получило новую силу, но вскоре же натолкнулось на такие препятствия, преодолеть которые оно было не в состоянии. Характер и социальная направленность белозерского восстания 1071 г. выступают отчетливо: это было движение социальных низов, народных масс, направленное против богатых, против тех, кто во время голода «держал гобино»,[8] против местной феодальной верхушки. В это время в Белоозере появился Янь Вышатич, данщик киевского князя Святослава, со своими «отроками» и подавил восстание.
Белозерское восстание интересно для нас в целом ряде отношений. Прежде всего, в рассказе о нем мы находим сообщение о сохранении даннических отношений Белозерья, а также, следовательно, и Веси к центральным органам государства. Летопись сообщает: «В се же время приключися прити от Святослава дань емлющю Яневи, сыну Вышатину». Кроме того, чрезвычайно четко проступает религиозная окраска всего движения, так как восставшие сделали знаменем своей борьбы возвращение к религиозным порядкам прошлого и отрицание христианских нововведений, несших с собой новые тяготы. Недаром во главе восстания стояли волхвы, а летописец много внимания уделил изложению споров между Янем Вышатичем и волхвами на богословские темы. Впрочем, это понятно: в описываемую эпоху народные движения почти всегда принимали вид богословских ересей, на что справедливо указал Ф. Энгельс.
Белозерский край безусловно представлял собой периферию Русского государства. Само собой понятно, что здесь традиции язычества давали себя чувствовать еще достаточно сильно. В рассказе о восстании белозерских смердов под руководством волхвов отчетливо проступают два социальных и религиозных полюса: сторонники христианства — «лучшие» люди и Янь Вышатич со своими «отроками», с одной стороны, и сторонники язычества — народные массы, предводительствуемые волхвами, — с другой.
Вполне учитывая эти две стороны, необходимо высказать и еще одно соображение, касающееся рассматриваемой проблемы. Мы имеем в виду остающуюся подчас незамеченной скрытую этническую подоснову движения. Волхвы пришли на Белоозеро из Ростовской земли, бывшей издавна областью расселения Мери. Почему они направились именно на Белоозеро? Видимо потому, что рассчитывали здесь найти поддержку среди отрицательно относившегося к христианству местного трудящегося люда, в определенной мере состоявшего из неславянских элементов. Не следует закрывать глаза на то, что этнические границы в древности служили значительным препятствием на пути распространения христианства, особенно если оно сопровождалось осложнениями, связанными со вспышками классовой борьбы, и насаждалось среди широких масс в принудительном порядке. Ведь если даже полностью встать на точку зрения Воскресенской летописи, в которой сообщается о крещении «Мерской и Кривической», т. е. белозерской Веси, то и тогда невозможно было бы подумать, будто крещению подверглись все территориальные группы Веси и все социальные ее слои. Вернее всего, в ту пору крещение приняли лишь социальные верхи Веси, видевшие в новой религии средство для укрепления своего господства. Народным же массам христианство еще долгое время оставалось в корне чуждым. В этом и заключалась одна из причин того, почему восстание 1071 г. из Ростова перекинулось на Белоозеро и почему здесь оно получило поддержку.
Весь была, таким образом, довольно заметной политической силой в эпоху складывания единого древнерусского государства, которую знали и с которой считались современники. Вспомним, например, о том, что Весь принимала участие в походе Олега на Смоленск, Любеч и далее на Киев: «Поиде Олег, поим воя многи, Варяги, Чудь, Словени, Мерю, Весь, Кривичи...», — сообщает «Повесть временных лет» под 882 годом. Неудивительно поэтому, что о Веси были наслышаны не только русские летописцы, но и зарубежные авторы X-XII и даже XIII-XIV вв.
Имеется по крайней мере два упоминания Веси в западноевропейских источниках: в «Дееписании гамбургских епископов» (собственно, в последней главе, носящей название «Описание северных островов») Адама Бременского, сочинении, датируемом 1070-ми годами, и в «Датской истории» Саксона Грамматика, составление которой относят к 1220-м годам.
Обращает на себя внимание тот заметный факт, что оба памятника обязаны своим происхождением прибалтийскому району северной Европы, вероятнее всего, Скандинавии. Едва ли вызовет сомнение утверждение, что именно Скандинавия, более других заинтересованная в регулярных сношениях с Русью и восточнобалтийским районом русского государства, поставляла основные сведения относительно географии этнографии этого района, полученные в результате военных набегов варяжских дружин или в итоге мирных торговых поездок. Нет сомнения и в том, что именно таким образом возникшие познания питали и сочинения Адама и Саксона.
Сообщение Саксона по интересующему нас вопросу, правда, очень кратко. Он называет только наименование народа Visinnus, которое, бесспорно, следует расшифровывать как Весь. Адам Бременский уделяет интересующему нас вопросу несколько больше и места, и внимания. Он пишет: «Там (на Руси,— В. 77.) находятся теперь еще так называемые Аланы или Албаны, которые на своем языке называются Виссы [Ibi (in Ruzzia) sunt etiam qui dicuntur Alani vel Albani, qui lingua eorum Wizzi dicuntur]».Далее Адам добавляет, что эти Виссы отличаются некоторыми особенностями внешнего облика и быта: они, например, от рождения седовласы, а в стране их чрезвычайно много собак, которые ее и защищают от нападений.
Само собой понятно, что сообщение Адама не может быть воспринято без критики. Кое-что в нем (скажем, седина с младенческого возраста) — фантазия, которой и сам автор не очень-то склонен был верить. Кроме того, не следует упускать из виду и того обстоятельства, что вообще уровень этнографических знаний в средневековой Европе был довольно низок, а писатели той эпохи частенько передают самые несуразные сведения, особенно о народах, живших в отдаленных странах. В этом смысле и Адам Бременский не исключение.
