здесь к моменту появления в этом районе славян, ибо только через них известия о Веси могли проникнуть в начальные летописные своды. Позволительно предположить, что область расселения Веси не ограничивалась узкими пределами Белозерья, а простиралась значительно обширнее, в особенности в западном, северном и восточном направлениях (как увидим далее, языковые и археологические материалы дают этому достаточно веские доказательства).
Итак, допускаем такое понимание указания летописей о расселении Веси в районе Белого озера — это лишь фиксация только одной ее части, местной группировки, ответвления указанного народа. Одно место Воскресенской летописи, как кажется, вполне подтверждает именно такое толкование. В сообщении о принятии Русью христианства при Владимире Святославиче говорится о крещении не только русских, но и других народов: Владимир крестил «и Мерску и Кривическу Весь, рекше Белозерскую». Совершенно ясно, что если существовали группы Веси, сопредельные с областями расселения Кривичей и Мери, то тем самым вполне допускается мысль о возможности существования и других ее групп.
«Почему белозерская группа Веси была терминологически выделена, — замечает Д. В. Бубрих, — вполне понятно. Белозерская группа Веси была волжской группой, и новгородцами, не вникавшими в лингвистические обстоятельства, ставилась на одну доску с другими волжскими группами. В летописи Весь поэтому упоминается всегда в числе волжских этнических групп, после Мери». Согласно взгляду Д. В. Бубриха, значительные, если не основные, группы Веси обитали западнее Белого озера, но упоминаются они в летописи не под собственным своим этническим именем «Весь», а, если так можно выразиться, под псевдонимом— «Чудь»; термин же «Чудь» был настолько емкий, что покрывал собою значительное количество этнических образований — Водь, эстские племена и, наконец, Весь.
Летописи ясно говорят о том, что Весь — неславянский народ. Определяя места расселения Муромы, Черемисы, Мордвы, летописец не забывает упомянуть о том, что у каждого из названных народов «язык свой». Очевидно, что это указание относится также и к Веси, тем более что несколькими строками ниже говорится о народах, противопоставляемых Руси, которые «суть инии языци», и в этом списке присутствует Весь. Вместе с тем упоминание Веси в одном ряду с другими финноязычными народами допускает предположение о принадлежности ее самой к той же языковой группе.
Мы располагаем некоторыми сведениями касательно политической истории Веси, на основании которых можно также сделать определенные заключения историко-этнографического порядка. Это этническое образование, упоминаемое уже на самых первых страницах ранних русских летописей, конечно, интересовало современников не только в качестве любопытного этнографического явления, упоминание которого лишь прибавляло еще одно название к длинному перечню этнических имен, перечню, основное назначение которого — свидетельствовать об обширности и мощи древнерусского государства. Нет, Веси отведена в летописи значительно более ответственная роль. В ткань летописного рассказа под 859 и 862 гг. органически вплетено повествование об участии Веси в образовании самого Русского государства: речь идет об известной новгородско-княжеской легенде о призвании Варягов, зафиксированной нашими летописями. Приведем этот рассказ полностью: «Имаху дань Варязи из заморья на Чюди и на Словенех, на Мери и на Всех, Кривичех... Изъгнаша Варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, и была в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищем собе князя, иже бы володел нами и судилъ по праву»... И идоша за море к Варягом... Реша же Русь, Чудь, Словени и Кривичи и Веи: «Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да пойдете княжить и володети нами»».
В нашу задачу, разумеется, не входит проведение специального исследования о фольклорных истоках самой легенды и о социально-политических мотивах ее включения в летопись, состоявшегося, вероятно, при редактировании свода около 1118 г. в период великого княжения Мстислава Владимировича (сына Владимира Мономаха) и под его руководством. Речь у нас идет, следовательно, о том, какова была концепция летописца и тех новгородско-княжеских сил, прямо или косвенно влиявших на его творчество, по вопросу о роли некоторых северных финноязычных народностей в деле образования государства.
А роль эта, судя по тому, как рассказывает о ней летописец, им отводилась немалая. Начать с того, что по крайней мере из десяти финно-угорских народов, перечисленных в летописном этнографическом введении, только два участвуют в «призвании» Варягов — Чудь и Весь. Несмотря на то что несколькими строчками выше, там, где говорится о дани, которую «имаху... Варязи» с ряда народов на Севере, и несколькими строчками ниже, где повествуется о центрах расселения отдельных северных же «племен», есть упоминания в первом случае Мери, а во втором Мери и Муромы, все же в рассказе о самом «призвании» ни один из этих народов не упомянут. Было бы, по нашему мнению, совершенно неверно пытаться объяснить этот факт ошибкой, пропуском или каким-нибудь дефектом текста. Гораздо естественнее думать, что в представлении летописца, который должен был придать видимость правдоподобия им воспринятой и использованной легенде, Весь естественным образом, равно как и Чудь,[5] подходила для выполнения данной задачи.
Здесь мы должны еще раз возвратиться к вопросу о том, где жила Весь. Говоря о расселении племен, летописец сообщает: «Ляхове же и Пру си, Чудь приседять к морю Варяжьскому». Чудь, таким образом, выступает перед нами в качестве балтийской этнической группы наряду с такими несомненными балтийцами, как Прусы или поляки. Ну, а Весь?
Предположение о том, что помимо белозерской группы Веси существовали и другие, в частности более западные ее ответвления, по-видимому, находит поддержку в приведенных выше фактах. В самом деле, в легенде о «призвании» Варягов речь как раз и идет о Веси в самом расширительном, всеобщем смысле. Здесь подразумеваются не только, да и, пожалуй, не столько восточные, белозерские ее скопления, сколько главным образом западные, обитавшие где-то в соседстве с Чудью, ближе к Балтийскому морю. Летописец должен был себе представлять и, видимо, действительно представлял себе, с какими трудностями должно было быть сопряжено реальное практическое осуществление такого акта, как призвание Варягов. Чтобы поверили его версии, ему требовалось обставить историю с призванием такими реалистическими подробностями, которые бы создали впечатление правдоподобия, заменили бы собой аргументацию, которой у него не было, да и не могло быть. Такой реалистической деталью и явилось включение в перечень народов, якобы осуществлявших «призвание» варяжских князей, Веси, местообитание которой, простиравшееся на западе до нижнего Поволховья, подходило, как и аналогичные данные о Чуди, для выполнения поставленной задачи. Вместе с тем нет никаких сколько-нибудь серьезных доводов, говоривших бы о том, что самые сведения о Веси,