Были времена, когда Ангелину обожали, носили на руках, она была примой, и все смотрели ей в рот. Она и сейчас выглядела свежо, лет на семь, а то и все десять, моложе своего возраста. Нет, определенно Люда ей всегда завидовала, что и говорить.
Её ничуть не смущало, что работала она теперь под начальством Елецкой. Наоборот, казалось, что ей это доставляет даже некое удовольствие. Она всегда с радостью делилась каждой сплетней, и будто бы просто ждала, когда же Елецкая наконец покинет пост, и руководство театром перейдёт к ней, Ангелине.
Кроме того, в отличие от Антоновны, она ещё «держала форму». Играла Ангелина замечательно, она сама это знала, но, как и подобает заслуженной актрисе на пенсии, на сцену выходила редко, и потому всегда собирала аншлаги.
Внешность у Ангелины Максимовны тоже была запоминающаяся: ещё со студенческих времён она ярко красила губы. Яркая помада была её визитной карточкой. Кроме того, она умудрялась делать так, что это не выглядело пошло. Это добавляло ей шарма и стиля. Эти слова Ангелине Максимовне очень нравились, и она старалась употреблять их почаще: шарм и стиль.
Когда к ней вошёл Игорь, она сидела, закинув ногу на ногу, и курила. Право курить в кабинете она отвоёвывала с боем и не один год. Ей запрещали, вешали датчики дыма, штрафовали – она на всё плевала. Когда сильно доставали – цитировала Раневскую. В конце концов, от неё отстали, и Ангелина Максимовна победоносно водрузила на стол пепельницу.
От курения и профессиональной нагрузки голос у неё стал с хрипотцой, низкий и будто немного надтреснутый. Мужчинам это нравилось ужасно: лишь только Ангелина начинала говорить, все они превращались в крыс из Гамельна, послушных волшебной флейте. Поэтому бросать курить Ангелина Максимовна совершенно не планировала.
Она вежливо поздоровалась, но каким-то неуловимым движением брови, а может, поджатыми губами, или недовольно опущенным уголком рта, сразу же дала понять Игорю, что визиту не рада, и терпит его присутствие тут только из любопытства и ещё, может быть, уважения к начальству.
Ну-ну, подумал Игорь, значит ещё не приходили к тебе. А ты жди-жди, посмотрим, как завтра запоёшь.
Сначала Игорь хотел пойти на вокзал, а затем уже зайти в театр, но потом решил сделать наоборот. Ближе к вечеру с ним уже никто не будет разговаривать, потому что все будут бегать перед началом представления, как угорелые. Поэтому Игорь сначала пошел в театр, чтобы поспрашивать, не ссорилась ли недавно Ангелина с мамой.
Расспросы ничего не дали. И уборщица, и осветитель, и гример – все сказали одно: «нет, в последнее время громких ссор не было».
У него не было цели заводить с ней долгие беседы: разговор с такими людьми всегда эффективнее, когда ты в форме. Но формы у Игоря больше не было. Точнее, была, но не та. Поэтому он зашел так, что называется, с дружеским визитом.
– Добрый день. Спасибо, что навещали маму в больнице. Ей уже лучше.
Мама с детства учила его: не знаешь, что сказать – говори, что думаешь. Лучше без подробностей. И не бойся говорить банальности: слово за слово – что-нибудь да получится. Поэтому Игорь начал с очевидных вещей в расчете на то, что сама Ангелина после случившегося наверняка захочет посплетничать.
– О, садитесь, пожалуйста, Игорь, я вас не узнала, – по губам мелькнула тень улыбки, но, увы, только тень.
Ангелина потушила сигарету и смотрела безо всякого выражения на лице. Невозможно было определить: заинтересована она или, наоборот, скучает. Да уж, если она соврёт – я ни в жизнь этого не пойму, с тоской подумал Игорь.
– Я рада, что Люде лучше, это всё так ужасно! Как она сейчас себя чувствует?
Заинтересовалась, решил про себя Игорь, но виду не подаёт. Он вкратце рассказал то, что можно было рассказать без вреда для следствия, не упоминая никаких апельсинов: пусть будет сюрприз, со злорадством подумал он.
– Приятно, что вы так переживаете за маму. У вас же всё-таки непростые отношения, – в конце концов выдавил он.
Взгляд у Ангелины стал ледяным.
– Да, у нас непростые отношения. Но в этом есть свой адреналин. И я уверена, что мы обе на него, что называется, «подсели». Вы понимаете, о чем я, – утвердительно отчеканила она.
– Нет, – честно признался Игорь.
– Вы никогда в детстве не дразнили собак?
Ангелина молчала, и Игорь понял, что придется отвечать.
– Дразнил, конечно.
– А зачем?
– Как зачем? Мальчишкой был. Все пацаны же это делают.
– О, и не только пацаны! И девочки, представьте себе, тоже! А знаете, для чего дети дразнят собак?
– И для чего же?
– Для адреналина. Чтобы почувствовать опасность и рассмеяться ей в лицо. Для этого же воруют яблоки из чужих садов, хотя в своём растут точно такие же. Для этого же дети устраивают всякие проделки и потом бегут врассыпную. Мы, например, в детстве, лазили на склады. Обычно ничего не брали, был важен сам факт: залезть и вылезти незамеченным, а в конце уже зашуметь, чтобы дядя Вася услышал и начал орать, а мы бы драпали от него. А он солью в нас стрелял. Вот весело было: адр-р-реналин!
Игорь молчал.
– И тут так же, понимаете? Это как фехтование на шпильках.
– На чем?
Ангелина закатила глаза.
– Не важно. Это фигура речи. Состязание в остроумии и злословии, если вам так понятнее.
Игорю показалось, что он начал что-то понимать.
– Тогда, я должен спросить, почему вы в последнее время вдруг стали меньше ссориться.
– Именно! – Ангелина просияла, – браво!
Игорь ошалел. Во даёт тётка.
– Дело в том, – Ангелина сделала короткую паузу в полторы секунды, – что у меня появился спутник жизни. И он, представьте себе, подарил мне машину. А я эту машину разбила.
Игорь смотрел на неё, как на ненормальную. И он должен проглотить этот бред?
– Поэтому адреналина мне сейчас хватает, – и Ангелина закурила ещё одну сигарету.
Бред, бред, бред, думал Игорь, выходя из театра. Полоумная баба. Да она просто спятила.
Ну, хорошо, спятила. Но как это доказать – вот в чем вопрос? Игорь не особенно задумывался над мотивом, он знал, что иногда люди убивали за такую малость, которую и мотивом-то не назовёшь. Поэтому не имеет значения, какие у неё могут быть выгоды от этой смерти. Причины могут быть и такими, о которых никто не знает. Надо искать улики.
Но вот ведь пакость какая, отравление – единственный способ убийства, при котором нет и не может быть алиби. Поэтому Игорь никогда не любил учебные задачи про отравления.
К четырём Игорь добрался до вокзала. Он сдал свой билет, но Ханифе больше звонить не стал: хватит и одного разговора.
Взял сэндвич в пластиковой упаковке и кофе: гулять, так гулять! Еда на вокзале – это способ хоть как-то почувствовать атмосферу путешествия. Не съезжу в отпуск, так хоть в дороге побуду, решил Игорь. Да и потом, дома всё равно есть нечего.
