пищу.
Натощак — никак.
Что за наважденье?
Юг ли, север
(расстоянье голодом сотри),
предлагает привокзальный сервис
«камбалу в томате» и сырки.
А в стакане странное броженье,
боязно так сразу отпивать…
Требуется сверхвоображенье,
чтоб напиток
«кофе» называть.
Что же это, люди дорогие?
Где ж они
(ответ: ищи-свищи),
ведра яблок, огурцы тугие,
жареные куры и лещи?
Я против излишков и разгулов,
но изъят, как рифма из стиха,
прошлый
привокзальный
пир Лукуллов.
А взамен?
Демьянова уха.
Незнакомые перроны пахли
молодой картошкой из кулька…
Не хочу я киселя из пачки,
дайте мне парного молока!
Мы простые смертные, не боги.
И, наверно, все понятно здесь:
ведь Россия круглый год
в дороге.
Едущей России надо есть.
С ПОЗИЦИИ ЛЕВОЙ НОГИ
(Шуточные размышления в экстремальной ситуации)
I. ЭКСПОЗИЦИЯ
Ах, знать бы,
куда я иду!
А шла я по первому снегу,
как будто по пенному следу,
вернее, по белому льду.
Зачем
в облаках я парила?
Зачем
презирала перила?
Они бы на спуске спасли…
Конечности левой скольженье
напомнило о притяженьи
припудренной снегом земли.
II. ЭКЗЕКУЦИЯ
Конечно, в приемном покое
на ногу махнули рукою
и мне указали на дверь,
где сняли с ноги моей шину
и вызвали срочно мужчину,
в руках у которого дрель.
Дрель стала с восторгом визжать,
подобно бездарной солистке.
Не только уйти по-английски,
по-русски-то не убежать!
Мой дух от наркоза был весел,
когда он мне ногу подвесил,
мой рот пересохший изрек:
«За шею бы надо, браток…»
И вдруг, на глазах хорошея,
он шепоту внял моему:
«Еще пригодится вам шея,
а вот голова…ни к чему!»
III. АДАПТАЦИЯ
И вот я в палате. О, боги!
Не жжет никого мой глагол.
Здесь только про ноги, про ноги…
А я не играю в футбол.
Студенты с доцентом в обнимку
глазами приклеены к снимку.
Взглянула украдкой и я…
И что же? Вот честное слово:
не Гурченко, не Пугачева —
лишь голая голень моя.
Всем стало немного неловко,
спасла нас рентгенустановка—
царица больничных реклам.
Она погудела негромко,
и, только закончилась съемка,
вновь ноги пошли по рукам.
IV. РЕЗОЛЮЦИЯ
Судьба решает все за нас
и, как ни странно, без обмана:
для мрамора, наверно, рано,
для гипса, видно, в самый раз.
Но тешусь мыслью я благою,
что в Байрона пошла ногою,
иные образы гоня.
Печалюсь, что без интереса
читала я «Хромого беса»,
ведь это точно про меня.
Как странно все в жизни, ей-богу,
то радость приемлем, то муку.
Жила —
на широкую ногу.
Сломалась —
на скорую руку.
У нас армейский все-таки режим:
перед врачом на вытяжке лежим.
«Мне бы гипса свежего»,—
говорит Кашежева.
А палатный врач в ответ:
«Дефицит.
Физкульт-привет!»
Мы все здесь долго отлежали,
в окно повеяло зимой…
Я слышу голос Окуджавы:
«Бери костыль,
пошли домой!»
V. ПОСЛАНИЕ КОЛЛЕГАМ
«Гипс-гипс, ура!» —
кричу вам, други.
Ломайте ноги на досуге.
Тогда, как принято веками,
писать научимся…
руками.
Нога же, вопреки молве,
не даст покоя голове.
Чтобы в стихах не так ломаться,
полезно иногда сломаться.
Почувствовал застой — беги
по льду…
С моей легкой ноги!
ПОПЫТКА ЗАВЕЩАНИЯ
На пустой телеге с ярмарки
тихо еду старшим вслед.
Были змии,
были яблоки…
Рая не было и нет.
Я, долистывая дали,
думаю: а как жила?
Почитаема? Едва ли…
Но читаема была.
Главный выход из проблемы —
на прилавке не лежать,
а на лавку ляжем все мы,
как ложимся на кровать.
Хорошо в пустой телеге
подытожить не спеша:
высоко ль в крылатом веке
поднялась твоя душа?
Горевала и любила
эта самая душа.
Скорби
много накопила,
а вот скарба —
ни шиша.
Завещаний не ищите,
представители семьи,
как доеду, не взыщите,
помяните на свои.
* * *
Мы одеты не всегда по моде,
но в народе говорят про нас:
«Дармоеды все… Видать по морде!»
Будто вправду кормит нас Парнас.
Мне писать стихи не разучиться,
но одно покоя не дает:
неужели стрижка разночинца
так тебе мешает, мой народ?
Молодым везде у нас дорога.
Право, как-то странно спорить тут.
Молодых, наверно, издают
оттого так часто и так много.
Но тираж… Его весь автор скупит.
Только это вовсе не каприз:
просто так порой оформлен «супер»,
что уж лучше абстракционизм.
Детективам лучшие обложки.
Почему? Понятно,
