денег — жду.
Жалом только тронь-ка —
пожаром отплачу.
Я слышать шепот только
в часы любви хочу.
Но… слухи, слухи, слухи —
поток, потоп сплошной!
Как преданные суки,
плетутся за спиной.
Но: слухи, слухи, слухи —
бесплатные харчи…
Чьи все-таки вы слуги?
Шепните, слухачи!
ЕЩЕ РАЗ О ЛЕВШЕ
Однажды в позапрошлый век,
давно, как говорится,
на Тулу сделала набег
российская царица.
Прошла оружейные цеха
со свитою большою…
Не в честь ли нее была блоха
подкована Левшою?
Прославил Тулу наш земляк
талантливою шуткой:
вот это да!
Ведь знает всяк —
блоха была малюткой.
Долбя раскаленные стволы
изящным молоточком,
царица вдруг устала, увы,
и вытерлась платочком.
Потом — чего таить греха? —
опять под сень столицы…
А может быть, была блоха
живой портрет царицы?
В искусстве все замыслы благи,
Левше есть чем гордиться.
Но то, что он сделал для блохи,
не стал бы — для царицы!
Левша в историю попал
и навсегда, быть может:
без микроскопа подковал
невидимую лошадь.
И мне эта сказка по душе,
она — основа были.
В стране нашей помнят о Левше,
а про цариц забыли.
Тем эта сказка хороша
про золотые руки,
что в каждом из нас
живет Левша —
прадедушка науки!
И если бы воскрес он вдруг,
такого человека
на части б рвали для услуг
и Академия наук,
и руководство жэка!
* * *
Я стою, на ус мотаю,
что творится, боже мой:
жизнь холодному металлу
возвращает сверстник мой.
Он вполне обыкновенный…
Так, скажите, отчего
провод вдруг набухшей веной
стал под пальцами его?
И уже через мгновенье
повторил мой гулкий двор:
словно конь от нетерпенья,
радостно всхрапнул мотор.
Властный жест Пигмалиона
и — движок запел, дрожа…
Точно так во время оно
в камне ожила душа.
Ликования минута
разною для нас была:
для меня —
свершилось чудо!
Для него—…
«и все дела».
Он сказал, смеясь: «Да ладно!» —
мне в ответ на мой восторг.
Простодушие таланта
преподало вновь урок.
И тогда я разглядела
все в ровеснике своем:
это страсть,
призванье,
дело,
это все — зачем живем.
Снова мчит навстречу трасса,
снова даль глядит в глаза…
Скорость, время и пространство
он вернул мне в полчаса.
…Мы не знаем наши судьбы,
но, что в жизни ни случись,
мне успеть ему шепнуть бы:
«Мастер!
к сердцу…
прикоснись…»
САМОЕ ГЛАВНОЕ
Однажды я как-то в кафе захожу,
от голода очень подвижна,
и думаю: «Борщ я сейчас закажу…»
А мне говорят: «Непрестижно!
Не борщ, а бриошь,
ну, а к ней эскарго
и устрицы, если хотите».
«Простите,
но этого нету всего».
«Ах, нету?!
Тогда потерпите».
Я плащ надеваю и слышу опять:
«Конечно, у нас не Париж, но
меха бы пора бы
давно заказать —
носить ширпотреб непрестижно».
Надеясь,
что все же на что-то сгожусь,
еще расцвету где-то пышно,
решительно я в «Запорожец»
сажусь,
а мне говорят: «Непрестижно».
Нужны «Жигули» —
и восьмая модель! —
чтоб ездить, соседей смущая.
Машину закрыла, иду сквозь метель,
простуду, как борщ, поглощая.
Сиплю и хриплю… Ах, к врачу бы успеть,
в платках, как капуста почти что…
Но нынче «сосудисто»
модно болеть,
обычный бронхит — непрестижно.
Чтоб антипрестижностью не раздражать
скончаться бы скоропостижно!..
Но твердо должна я
заранее знать,
какая кончина престижна.
НАШИ СТЕНЫ
Люди! Как мы часто лжем
друг другу:
лжем в глаза
и жмем при этом руку.
Люди! От обманов
откровенных
мы спешим укрыться
в наших стенах.
Но они не спрячут
нас от жизни.
Тише! Стены слышат
наши мысли.
Слышат звук пощечин,
стук посуды,
стон любви и звон
монет Иуды.
Наши стены слышат
все на свете,
как поют сверчки,
как плачут дети.
Как смеется дождь,
как злится вьюга…
Если б мы так
слышали друг друга!
ПЕРЕШАГНУВ ОДЕЖД ХОЛМЫ…
Юноша бледный со взором горящим…
В. Брюсов
Поэт-пророк подметил тонко
страданья юного лица.
Не оттенит его дубленка,
она ведь все-таки —
овца.
Разденься, шкаф перед тобою,
побудем пять минут людьми.
А ты — хотя бы сам собою:
как дома, «лунники» сними.
Сияет твой пиджак, о боже,
как обручальное кольцо.
Сказать: «Ни кожи и ни рожи…» —
нельзя,
ведь кожа налицо.
Ну, вот, разделся до рубашки.
Приостановимся пока…
Твои заморские подтяжки,
как лямки…
Но без рюкзака.
Слова на иностранной майке
(перевела с большим трудом
чужого трафарета знаки),
они гласят:
«Родильный дом».
Любой из нас ему обязан.
Я радуюсь, ведь дело в том,
что мог здесь быть вполне указан
совсем иной, хотя и дом.
Иди на свет к окну,
всего лишь
перешагнув одежд холмы.
Мы подсчитаем, сколько стоишь
ты в чистом виде,
без «фирмы».
Что сделали вот эти руки
за двадцать весен на Земле?
Ни