за борт. С тех пор он работал в какой-то артели. Он венгр, который в эти дни взялся за оружие, чтобы бороться за независимость так же, как ты или я. Близко я его не знаю. Надеюсь, ты не намерен выполнять здесь функции отдела кадров?
— Я тоже хорошего мнения о нем, хотя нам не приходилось много беседовать, — сказал Доктор. — Я убедился, что он образованный, смелый человек, хорошо разбирается в обстановке. Говорят, у здания Радио он сражался с изумительным героизмом.
— Не знаю, — ответил Ласло, — к сожалению, я там не был. Но вчера он с небольшой группой людей превосходно организовал захват телефонной станции. Имей в виду, Доктор, я ему верю.
— И я тоже. Речь идет не о недоверии, — снова заговорил Доктор. — Что если этот грабитель ввел его в заблуждение? Нужно быть очень осторожным. Видишь ли, сектанты все еще хотят доказать, что за оружие взялись всякие подонки. Поговори с ним, хорошо? А я пойду прилягу. Устал что-то.
От усталости у него слипались глаза; обросшее щетиной лицо осунулось и стало болезненно бледным. Нетрудно было догадаться, что уже несколько дней он почти не спал.
— Иди ложись, — сказал Ласло. Ему хотелось скорее остаться одному.
Доктор вышел из комнаты.
Войдя в кабинет директора, Ласло начал листать свой блокнот. «Кому бы позвонить? Кто может сообщить об Эржи?» Он позвонил в три места. Два номера были заняты, а по третьему никто не отвечал. Очевидно, никого не было дома.
«Какое сегодня число? Да, сегодня двадцать пятое, четверг. Чего только не произошло за эти два дня! За что мы воюем? В конце концов мы достигли своей цели. Имре Надь стал премьер-министром, правительство удовлетворило большинство требований. Тогда за что же? Не лучше ли бросить оружие? К чему дальнейшее кровопролитие? А может быть, прав Фараго, и сражаться нужно до тех пор, пока здесь находятся русские войска? Это действительно верно. «Правительство только тогда будет дееспособным, друг, когда на территории нашей родины не будет иностранных войск», — вспомнил он слова Фараго. Мало достичь успехов — нужно еще закрепить их. А это чьи слова? Где я читал их? Не помню. Слышал на политзанятиях? Ах, да не все ли равно! Но что делать сейчас? Как разыскать Эржи? Я должен найти ее. Снова пойти к Брукнерам? Нет, только не это. Я дал себе слово со стариками больше не говорить. Кончено… Может быть, когда мы победим… Дядя Йожи, конечно, попросит у меня прощения… Прощу ли я его? Может быть, прощу. Сейчас трудно сказать».
Около четырех часов утра пришли разведчики — студенты университета, гимназисты… Они хотели говорить с Фараго. Все они сообщали о том, что на главных магистралях очень большое движение. Непрерывно снуют броневики и танки, можно встретить и отряды полиции. Правительственные части улочки и переулки не заняли. Люди из отряда просили указаний, что делать: принимать бой, нападать или только наблюдать?
В отсутствие Фараго Ласло ничего не решался предпринимать, так как не хотел действовать вопреки планам командира. Он приказал людям продолжать наблюдение и распространить отпечатанные ночью листовки, которые призывали рабочих к забастовке, требовали сформировать коалиционное правительство и немедленно сместить нескольких министров. Прочитав листовки, ребята затеяли горячий спор. Доктор тоже принял участие в споре. Он был против создания коалиционного правительства, считая это шагом назад.
— Нет никакой нужды, — говорил он, — возрождать буржуазные партии, нужно только очистить руководство партии трудящихся от консервативных сил.
Некоторые начали высмеивать его доводы, называя их глупыми. Пусть, мол, будет здоровое соревнование между партиями. Как показали последние годы, одна партия не в состоянии руководить страной. Кроме того, уверяли они, коммунисты потеряли авторитет. Нужно-де призвать на руководящие посты специалистов.
— Ребята, следует соблюдать осторожность, — сказал Доктор. — Иначе мы можем так свернуть вправо, что потом и не вывернемся. Не забывайте: в таком массовом движении на поверхность может всплыть всякая падаль.
— Оружие в наших руках — о повороте не может быть и речи! — кричал высокий студент второго курса политехнического института. — Ты, кажется, испугался!
Ласло с трудом удалось водворить порядок.
— Не спорьте, ребята, требования эти справедливы. Не мы их выдумали, но мы согласны с ними. Есть приказ разбросать листовки, и я прошу выполнять его. Кто не хочет подчиняться, пусть сдает оружие и уходит, куда хочет. Сейчас самое главное — это революционная дисциплина.
Бесконечные дискуссии раздражали его, да и свои заботы причиняли немало беспокойства. Нужно решать. В полночь кончается отпуск. Если до этого времени он не возвратится в часть, его будут считать дезертиром.
«Нарушить присягу? А если возвратиться… и меня пошлют в бой против народа? Обязан ли я выполнить приказ, с которым не согласен? Что делать, если меня пошлют воевать как раз против этих ребят? Выполню ли я приказ? Если буду прислушиваться к голосу сердца, то нет. Но я ведь солдат. Давал военную присягу. А если я плохо вижу? Говорят, отдельные части армии перешли на сторону восставших. Мне такие части еще не встречались».
Ребята уже ушли, а он все сидел в кабинете со своими мыслями, которые становились все мрачнее. Он старался убедить себя, что поступает правильно. Все взвешивал, рассчитывая на самое худшее. Но стоило привести довод, как тут же он его отводил. «Жаль, что Фараго сейчас нет. Капитан ясно видит цель, он не колеблется. Сильная личность! Почему же сомневаюсь я? Перешел на сторону восставших — и все! Пути назад нет. Только вперед. Правда, я могу воспользоваться амнистией, но убежать, как трус, именно сейчас? Бросить своих борющихся товарищей? Этого я сделать не могу. Доктор тоже колеблется, но во многом он прав. Правда, Доктор коммунист, он видит события под другим углом зрения. А я не коммунист, меня не приняли в партию. Что мне до проблем, стоящих перед партией? Они меня не касаются. Мое место здесь. Я сражаюсь не за себя, а за народ. Что лично я получу в случае победы? Самое большее — награду. А если брошу все сейчас? Пулю. Нет, я должен остаться. Я готов ко всему, потому что дальше так жить нельзя. Мне безразлично, кто будет руководить страной. Пусть даже остаются коммунисты, но только бы можно было жить по-человечески, без страха, знать, что никого не преследуют. Правда, меня никто ни за что не преследовал, но зато других… Например, Фараго. А за что? За то, что в прошлом он был офицером?..»
Ласло стал одолевать сон. Положив голову на руки, он заснул.
С двенадцати до двух часов ночи наблюдателем была Эржи. Она стояла у открытого
