не достигали роста взрослой птицы, жили в индивидуальных загончиках, расположенных вдоль южной стены строения. Затем их переводили в большой загон, где они ждали, когда их отправят на бойню. Это было в восьмидесятые, еще до моего рождения. Птенцов на нашей ферме не разводили уже не одно десятилетие, но Джо Джаред возобновит этот цикл: инкубатор, амбар, загон, бойня.
— Там у вас протечка, — произнес Джо, указывая шляпой в северо-восточный угол амбара. От его громоподобного голоса две привязанные неподалеку козы застыли, прекратив даже жевать, и ошалело уставились на великана.
Я и сама знала, что амбар требует ремонта. Погода в пустыне быстро разрушает постройки. Каждое лето от беспощадной жары дерево распухает, а потом зимние ветра замораживают его, отчего столбы рассыхаются и трескаются. Я услышала звук капель — дождь просачивался через небольшую прореху в крыше и падал на цементный пол.
Под самой щелью стояли два громоздких инкубатора для яиц, размером примерно с двухъярусную кровать. Сквозь широкие стеклянные дверцы виднелись полки с пустыми поддонами, где могли разместиться сотни яиц. В рабочем состоянии температура, влажность воздуха и положение яиц менялись каждые двадцать минут, чтобы имитировать условия гнезда. Но этими устройствами уже давненько не пользовались.
Как рассказывала бабушка, тягостная обязанность посылать птиц на смерть всегда ложилась на нее. Она говорила, что успевала привязаться к питомцам. Страусы живут около сорока лет, иногда и дольше, и она терпеть не могла отправлять их на мясо в самом расцвете сил.
Двадцать лет она игнорировала грызущую ее мысль об ответственности за такое количество смертей, но в конце концов заявила дедушке, что пора менять профиль фермы. Продажа яиц была гораздо менее прибыльной, но бабушка Хелен гордилась своим решением, и за годы нашей совместной жизни жалость к птицам передалась и мне. Не то чтобы я очень любила страусов, но соглашалась, что выращивание живых существ ради мяса и кожи оказывает на человека дурное влияние.
Джо Джаред присвистнул и, внезапно забыв про бумаги, подошел к верстаку и снял с панели для инструментов ружье «Ситори».
— Я заплачу тебе штуку баксов сверх, если ты оставишь его здесь, — произнес он, поднимая оружие, чтобы полюбоваться гравировкой на стволе.
— Не продается, — ответила я.
Ружье подарил бабушке ее отец, когда она переехала в пустыню, а она в свою очередь преподнесла его мне на восемнадцатый день рождения. Бабушка любила в качестве медитации пострелять по мишеням, хотя бы даже просто по пустым банкам из-под пива, и меня натаскивала: глубоко вдохнуть, сосредоточиться, немного выдохнуть и замереть, фокусируясь на цели, потом нажать на спусковой крючок. Она даже показала мне, как разбирать и чистить ружье. Бабушка так многому меня научила, а взамен хотела только, чтобы я осталась здесь и продолжала вести дело, которому она отдала всю жизнь.
— Две штуки, — сказал Джо Джаред.
— Давайте уже закроем эту тему! — рявкнула я, беря конверт оттуда, где он его бросил, и передавая ему.
Джо неохотно положил ружье и достал тонкую стопку бумаг. Сняв зубами колпачок с ручки, он положил договор на верстак, чтобы мы могли взглянуть на него вместе.
— Здесь описаны основные условия, — не вынимая колпачка изо рта, промямлил он. — Рыночная цена за каждую птицу… — Он не успел раскрыть свои условия подробнее: из одной выгородки в дальней части амбара появился страус, самка по имени Абигейл, от которой можно было ждать неприятностей. Она прихрамывала — в прошлом Абигейл перенесла тяжелую травму лодыжки, и кость так и не срослась правильно. Из-за этого сородичи клевали ее, поэтому бабушка разрешала страусихе свободно гулять по ферме. Птица никогда не уходила далеко. Мы относились к ней практически так же, как к овчарке, и, так же как собака, Абигейл ходила за нами хвостом по ранчо, пока мы выполняли ежедневные обязанности, но незнакомцам она спуску не давала. Тетя Кристина волновалась, что любопытная птица испугает гостей, и по ее просьбе накануне я полчаса заманивала хромоножку в амбар, чтобы запереть там до конца поминок. Я и забыла о ее присутствии.
Абигейл подошла к Джо Джареду и клюнула его в большую серебряную пряжку ремня. Сосед усмехнулся и огромной лапищей отпихнул птицу.
— Извините. — Я влезла между ним и страусом, стараясь оттеснить Абигейл в ближайшую выгородку, но та отбежала подальше, скребя когтями по цементному полу. Я суетливо последовала за ней.
— Да ничего страшного, — с ухмылкой ответил Джо Джаред.
Мне вовсе не понравилось его веселье. Бороться с птицами тяжело. Он знал это, и к тому же был на добрых полсотни килограммов тяжелее меня, имел почти двухметровый рост и соответствующий размах рук. Может, он никогда в жизни и не бегал за птицами. Пришлось мне компенсировать свои маленькие размеры проворством.
Я схватила Абигейл за клюв и низко опустила ее голову, увлекая страусиху к выгородке. Заперев засов и отряхнув руки, я вернулась к верстаку, где со снисходительным терпением ждал меня Джо Джаред.
— Так вот, как я говорил… — он снова усмехнулся и поправил ремень, — стая по рыночной стоимости, плюс справедливая цена за землю…
Дождь с грохотом забарабанил по крыше, заглушая даже громоподобный голос Джо.
Я представила, как с крыши амбара стеной стекает вода, переполняющая ливнеотводные желоба, сверкает в тусклом свете и разглаживает песок. Вся пустыня превращается в один огромный бассейн, и хотя на ранчо вода будет собираться в углублениях, большая часть потопа придется на низину, находящуюся к востоку от нас.
Я рисовала в воображении дорожку, которую ливень проложит на дне речного русла, остающегося сухим триста шестьдесят три дня в году. Назавтра на его месте появится озеро, а послезавтра все снова пересохнет, дождевая вода впитается в измученную жаждой землю и пополнит подземное водохранилище, снабжающее наш городок скромными запасами питьевой воды.
А в Монтане будут часто идти дожди. И снег. Хотя я вычислила, что к зиме получу новое назначение куда-нибудь в другое место. В работе лесного пожарного меня привлекало в том числе и это обстоятельство: командировки туда, где я нужна. Зарплата небольшая, но за аренду квартиры платить не придется, а в банке на моем счету будут лежать деньги от продажи ранчо.
Эта мысль вернула меня в амбар, где Джо Джаред постукивал ручкой по разложенным перед ним на верстаке бумагам и ставил на полях крошечные галочки. Когда речь зашла о стоимости сделки, оказалось, что он норовит занизить цену, предлагая достойную сумму за землю и амбар, но ни цента за дом.
— Там четыре спальни, — возразила я.
— Мне это не нужно. — Джо вздохнул, неохотно объясняя свою
