свет луны. Внизу промелькнул луг, потом — роща и дорога. Но не было видно большого леса и реки. По дороге шла колонна машин. Показался хуторок.
— Проверь по своей карте, — обратился я к Филонову. — Это место совсем не похоже на то, где мы должны высадиться.
— Твоя карта устарела, — ответил Филонов. — Все изменилось. Вот и дорогу построили…
Тем временем самолет снизился, зашел на новый круг, а нужные ориентиры не появлялись.
— Может, действительно, карта устарела, — подумал я.
Снова зажглась зеленая лампочка. «Пора!»
Я прыгнул первым. Повиснув на стропах парашюта, осмотрелся: в небе — девять белых куполов. Летим все вместе, вплотную. Это хорошо. Земля стремительно приближалась. Несколько раз включал и выключал карманный фонарик, подавая сигнал для выброски груза.
Филонов сбросил грузовые мешки. Один из них упал на опушке леса. По азимуту определил, где его искать. Два других мешка не удалось заметить. «Теперь побегаем, пока их найдем», — подумал я.
Вслед за комиссаром Филиппом Похилько прыгала Александра Лунева. За ней Михаил Данильченко.
Лунева прыгнула так поспешно, что чуть не упала на купол комиссарского парашюта. Девушка скользнула по полотнищу, и в этот миг сработал ее парашют. Вскоре Шура мягко спустилась на землю. Потянула стропы, пытаясь погасить купол парашюта, и ощутила, что в полотнище кто-то барахтается. Она негромко позвала комиссара, приземлившегося рядом. К удивлению десантников под куполом оказался перепуганный местный житель. Он что-то невнятно лепетал, показывая рукой в сторону деревни.
Мы приземлились на мокрый луг. Все собрались, кроме доктора. К тому же случилось несчастье — Гузанов вывихнул ногу.
Начальник разведки Андрей Кучеров спросил:
— Кто видел грузовые мешки?
Имас и Данильченко утверждали, что ветер отнес мешки в сторону, и они упали вблизи деревни. На опушке все же отыскали мешок с оружием, два других словно сквозь землю провалились.
Прозрачная дымка тумана поползла к лесу. Небо быстро светлело.
Осмотрелись. За лугом — огороды. Чуть дальше — небольшое село. Кучеров, Имас и Похилько, которые пошли искать Ревенко, вернулись ни с чем. Начальник штаба Иван Кабаченко рассматривал карту, надеясь получить ответ на мучивший всех вопрос: где же мы находимся? Но карта не давала ясного ответа.
— Вот так история, не помог нам твой гусь, Данильченко, — сказал комиссар. — Давайте спросим местного жителя, может, он уже опомнился.
Незнакомец шел рядом с Михаилом Имасом.
— Ты кто? — спросил Имас.
Незнакомец продолжал смотреть на Михаила испуганными глазами. Имас по-немецки повторил вопрос.
— Я поляк из громады Дыдня… Немцев у нас нет… — словно очнувшись, заговорил незнакомец по-польски.
— Ты поляк?
— Да, панове, я поляк, фамилия моя Индык!
— Данильченко, слышишь, — сказал комиссар. — Ты подарил летчикам гусака, а к нам попал Индык. Вот он и поможет. Надо немного подождать, пусть успокоится.
— Комиссар, мы в Польше. Вы же у нас специалист по этой стране. Теперь вам и карты в руки, — ответил Михаил.
Филипп Петрович достал из вещмешка разговорник и задал несколько вопросов Индыку. Оказалось, что совсем рядом село Дыдня.
Карту «привязали» к Дыдне и она «заговорила». Мы были в юго-восточной части Польши, в Бещадах. Горы здесь лесистые, все — бук, ель и явор. В Бещадах находятся самые высокие вершины Восточных Бескид: Терница и Галич. У подножья их раскинулся городишко Санок.
Я сложил карту. Теперь стало ясно, что приземлились мы в восьмидесяти километрах от предполагаемого места высадки. Такое расстояние тренированные люди могли пройти за три-четыре ночи. Но два грузовых парашютных мешка исчезли, врача нет, а радист вывихнул ногу. Это осложняло задачу.
А пока, тихо шагая, мы вошли в лес. Похилько с Имасом продолжали поиски врача и грузовых мешков и вели разведку. Светало. Серое, безрадостно-холодное небо висело над верхушками сосен.
Михаил Имас, насвистывая условный сигнал, осматривал молодой сосняк. Вдруг где-то хрустнули ветки. Он крепче сжал автомат и подал условный сигнал. В ответ — тихий осторожный свист. Имас раздвинул хвою и увидел Леонида Ревенко.
Наш врач прыгал с парашютом впервые. Он основательно затянул на себе ремни, парашютные лямки, и это привело к конфузу. Раскрывшийся парашют так тряхнул доктора, что его вещмешок, автомат и медицинская сумка полетели в разные стороны. Воздушное течение подхватило Леонида и отнесло метров на девятьсот от места приземления группы. Ревенко неудачно приземлился, от страшной боли он потерял сознание и только утром пришел в себя.
— Как же это получилось? — недоумевал наш лекарь. — Я и ноги поджал, и на стропах подтянулся, и вот на тебе!
— Не унывай, лекарь. Считай, что твой первый прыжок прошел удачно, — успокаивали его товарищи.
Приземлившись в тылу врага, парашютисты всегда старались уйти подальше от места приземления. Этого требовала тактика, проверенная в боях и походах.
Комиссар посмотрел на часы.
— Ровно четыре. До полного рассвета — часа полтора. Успеем пройти километров пять-семь.
Ревенко смастерил самодельные костыли Анатолию Гузанову.
— Ну как?
— Надежно.
А в это время Иван Царенко задержал в лесу польских парней. Они сказали, что возвращаются из Дыдни и видели, как один из парашютных мешков упал возле крайнего двора, а второй проломил черепичную крышу соседнего дома.
Значит, враг знает о десанте. Будет искать или уже ищет нас,
— Пожалуй, нас будут искать где угодно, — сказал комиссар, — но только не рядом с деревней, где мы приземлились. Немцы знают тактику десантников: поскорее перебраться в другой район.
И мы решили остаться в лесу. Замаскировались, заняли круговую оборону.
Остаться на месте — риск. Но мы пошли на него, он вносил в нашу тактику новый прием.
С восходом солнца лес ожил, наполнился птичьим щебетом и свистом. Мы внимательно следили за деревней.
Вскоре в село приехало до трехсот хорошо вооруженных немцев. Местные жители рассказали, что видели не один самолет, а больше десятка, и парашютисты сыпались с неба с пулеметами и пушками. Нашлись даже такие, которые видели свет фар не то автомобилей, не то танкеток, сброшенных с самолетов. Крестьяне умышленно преувеличивали численность десанта, выражая этим то, о чем долгое время мечтали, чего ждали. Сообщение жителей напугало немцев. Этот уголок Польши они до сих пор считали глубоким тылом и чувствовали себя здесь совершенно спокойно. Немцы и полицаи в лес не сунулись, но обстреляли его.
Крестьянина мы пока не отпускали. Нам нужны были помощники и проводники. Из уцелевшего грузового мешка мы взяли батареи для радиостанций и маломагнитные мины, а все остальное закопали — и в путь.
Пройдя километров двадцать, остановились в густом лесу. Анатолий Гузанов медленно расчехлил рацию. Шура забросила антенну на молоденькую сосну и задержала на ней
