то просто это сделать, если даже не видишь его глаза.
— Это очень большая сумма. Очень большая.
— Я скажу вам многое за это.
— Никакие слова не стоят миллиона гонконгских долларов.
— Эти — стоят. Это может изменить ход войны.
Возможно, несколько лет назад капитан и поверил бы. Тогда он был таким же, как все офицеры русского флота… немного наивным, верящим в товарищество и честь. Но не теперь. Теперь он подумал, что агент хочет вытащить из него аванс… тысяч сто или хотя бы пятьдесят и сбежать.
Кроме того, здесь все мечтали изменить ход войны. Но почти никто и ничего для этого не делал. Торговцы торговали, женщины легкого поведения продавали себя, таксисты ездили… здесь не было войны в русском ее понимании, как сверхнапряжение всех сил народа, как катарсис. Война и мир существовали друг рядом с другом, но мало соприкасались.
Надо проверить
— Боюсь, у меня нет таких денег, друг — сказал капитан — это очень большие деньги, их никто с собой не носит. Но у меня есть с собой тысяч двадцать… возможно, вы хотя бы скажете, о чем вы хотите рассказать?
— Нет. Только всю сумму — и за весь рассказ. Я хочу исчезнуть.
Капитан насторожился. Не похоже, что агент пытался обмануть его и сбежать с деньгами… но он мог добросовестно заблуждаться, считая важным то что важным не являлось… или являлось не настолько важным. Его так же могли раскрыть, напичкать дезинформацией и направить на встречу с добывающим офицером.
— Исчезнуть не так просто — капитан решил поддержать разговор и одновременно несколько сменить тему — вам потребуются документы, возможно и не один комплект. Как бы вы хотели исчезнуть? Переехать в Гонконг?
— Нет. Не в Гонконг. Туда нельзя. Там найдут. Куда-то далеко. В Америку…
— Американские документы сделать не так то просто.
На самом деле — сделать их было проще простого. Тем более — в САСШ никогда не было традиции выдачи паспортов, свободолюбивые североамериканцы считали любой документ удостоверяющий личность ограничением своих свобод, паспорт получали только для поездок за границу и то только потому, что другая страна не примет без паспорта. С недавних пор обычным документом для североамериканцев стали водительские права, а до массовой автомобилизации большинство американцев не имело документов вообще.
— Я уже купил их… — сказал агент и тут же поняв, что его затягивают в разговор, грубо спросил — вам нужна информация? Или нет?
— Нужна, но боюсь, не вы устанавливаете цену, друг — сказал капитан — кому еще кроме меня нужна ваша информация? Кого вы знаете? Кто готов за нее заплатить.
Внезапно капитан насторожился… у двери послышался легкий шорох… но отреагировать он не успел. Здесь почти не было дверей в европейском их понимании, были либо циновки, либо занавески, либо бамбуковые занавеси. Здесь — была занавеска из грязной тряпки… и кто-то, невидимый, с той стороны стены — забросил в комнатку, в которой сидел Воронцов, что-то вроде шара… только шар этот шипел, исходил огнем, дымом и плевался горячими, огненными брызгами во все стороны.
Зажигательная бомба!
Капитан вскочил, выхватывая пистолет. Эту дрянь и думать не стоит потушить, ее делают из армейской фляжки и обрезков старой, отслужившей свое синематографической пленки… синематографическая пленка смертельно опасна, она горит как напалм. Осталось только уносить ноги отсюда… и как можно быстрее.
Кто-то — или он, или, скорее всего, агент — привел за собой хвост.
Револьвер был уже в руке… но стрелять через стену он просто не мог… партизаны стали бы, а он не мог, опасаясь зацепить кого-то невиновных, кто не имеет к этому никакого отношения. Тот, кто кинул бомбу, может поджидать его у двери, с обрезом, винтовкой, пистолетом, автоматом, ножом или даже с заостренной бамбуковой палкой, вымазанной нечистотами. Прежде, чем он принял решение, в какую сторону броситься — полупрозрачный тюль с треском разорвался, и под его ноги вывалились двое, сцепившиеся в смертельной схватке.
Он понял, что в той половине комнаты был кто-то еще и выпустил веером все пять пуль из своего Бодигарда, не видя, кто там есть и сколько их. Бодигард — нельзя было назвать мощным револьвером, но тут все уравновешивалось миниатюрностью азиатов и самолично спиленными напильником головками пуль. Судя по тяжелому стону — он в кого-то попал.
Перезаряжать времени не было, он выхватил из саквояжа не пистолет — пулемет, а мощный, компактный фонарик Маглайт, включил его. Луч света — высветил тяжело дышащих мужчин… один из них умирал, получив в бок несколько ударов длинным, тонким ножом, похожим на крысиный хвост. Такие ножи тоже привнесли сюда французы — они использовались для колки льда, а французы любили использовать лед в колониальных напитках.
Луч света — высветил лицо мужчины с ножом.
— Я — Бяо — сказал он на французском.
Черт…
Воронцов протянул ему руку, рывком поставил на ноги. Было много дыма, со всех сторон раздавались крики, было нечем дышать. Только то, что комната была большой — спасало их от брызг огня.
— Сюда!
Они выскочили на ту половину комнаты, где была большая кровать и лампы. Там, на полу доходил молодой аннамец, в обычной для крестьян черной куртке и штанах. Есть ли у него оружие — Воронцов не заметил. Наверное, есть.
Они побежали по узкому, загаженному проходу. Навстречу им никто не попадался, и это было хорошо — в такой теснине не разойтись. Но никто и не рисковал — пожар в такой тесноте — верная смерть.
— Куда мы? — спросил Воронцов.
— Здесь есть выход.
Оказалось, что этот коридор— был чем-то вроде коридора между торговыми местами, предназначался он исключительно для работников и тех, кто живет здесь, на базаре, зарабатывая как может. Он заканчивался дверью на замке — но у агента был ключ. Он отомкнул дверь — и они оказались в бестолковой, мечущейся людской массе, рвущейся к выходу. К счастью — большая часть людей уже пробежала мимо, иначе могли бы снести. Дым уже был виден — как тонкая пелена под крышей.
Пожар на рынке, да еще под Новый год! Кошмар какой-то…
Оставаться здесь было нельзя — они бросились к выходу. На площади — наверное, творится настоящий кошмар, уже были слышны сирены пожарных машин — к чести французов, пожарную службу они поставили. Хотя машины были антикварные.
На площади — и в самом деле, творилась вселенская суета: орали люди, ревели быки, таксисты — то ли искали клиентов, то ли пытались сохранить в этом безумии свои машины, которые для большинства их
