пазухи большой пакет на зип-замке, поместил туда кадило, закрыл пакет и убрал поглубже в плащ.
За алтарём лестница вела вниз. Справа большая комната на несколько окон — по всей видимости, в прошлом здесь обитал настоятель. На двери — сбитый ржавый замок, само помещение завалено старой мебелью, советскими агитационными плакатами антирелигиозного содержания, бюстами вождей пролетариата, вымпелами пионеров и прочим хламом. Похоже, что как музей закрылся в девяностые — так это всё сюда свалили, закрыли и оставили догнивать своё. Едкий запах мочи, разбитые окна и «бычки» выдавали визитёров из числа местных алкоголиков да подростков.
На двери центральной комнаты замок был свежий. На полу за дверью оказалось несколько больших медицинских банок, в которых плавали жертвы позднего аборта. Август принюхался, подсветил фонариком — абортусы были свежие, не старше пары месяцев, и хранились в формалине. Очевидно, то, что копошилось на столе в сарае, притащили отсюда ради эксперимента. При этом на банках нигде не было маркировки — скорее всего, аборты проводили нелегально. Помимо банок в комнате был дизельный электрогенератор, обеспечивающий электричеством монастырь и сарай, пара канистр с топливом и большой подержанный холодильник для мороженого. В холодильнике обнаружилась слегка подгнившая туша собаки, беспородной по внешнему виду, пять трупиков крыс и что-то совсем разваливающееся, отдалённо напоминающее кролика или нутрию. Из двух трупов крыс и гниющего нечто вытекала такая же бурая жижа, как и из чучела собаки.
В крайней слева келье, бывшей полной копией центральной, судя по всему и жил схимник. Ничего нового: всё нехитрое «убранство» просматривалось через окно. Единственная находка — армейский рюкзак, засунутый глубоко под изголовье кровати. Перцовый баллончик, несколько банок консервов, три ампулы с метамфетамином, жгут, два одноразовых шприца и свёрток, едкий запах корицы от которого сразу выдал семуту. Схимник не мог тут жить, он просто ночевал в келье во время экспериментов.
Как следует облив всё внутри монастыря горючим, Картезиус вернулся в сарай. Существо на столе всё ещё копошилось и невнятно сопело. При ближайшем рассмотрении это оказался абортус месяцев семи, с посиневшими губами и загноившимися глазами. Следы на пятках выдавали минимум две инъекции — скорее всего, использовалась та же бурая жижа, которая была и в крысах, банка с ней стояла на полках. Малигнолог поморщился, забрал банку для исследований, после чего расплескал по сараю горючее и поджёг его.
В всполохах огня Скадомский монастырь и все его «находки» прекратили своё существование.
***
Месяц — ровно столько Мария Смирнова проходила интенсивный курс терапии. За это время она набрала ещё двадцать килограммов, обзавелась одышкой при подъёме по лестнице и свыклась с ноющим дискомфортом в суставах, особенно в пальцах рук и ног. Но болезнь отступала: припухлости на шее стали существенно меньше и мягче на ощупь, уже не болели, а Валентин Владимирович и вовсе давал самые оптимистичные прогнозы.
Вообще, доктор Долгопупов был очень странный. Всё время какой-то нервный, разве что тика не хватает, с потными липкими руками и порой со странной манерой изъясняться. Жилистый, очень твёрдый на ощупь, как из дерева, мужчина крайне редко моргал и иногда как будто пошатывался. При этом врач, вне всякого сомнения, заигрывал с пациенткой, отпускал комплименты и двусмысленно шутил.
— Так-так, можете одеваться.
— Как сегодня? Лучше?
— Безусловно! Да вы и сами чувствуете, что ваш организм постепенно поправляется.
Мария вздохнула.
— Ну что такое?
— Да так...
— Говорите! Я, как ваш лечащий врач, настаиваю.
Женщина немного замялась, покрутила пуговицу джинсов.
— Я действительно очень сильно... поправляюсь. С момента начала интенсивной терапии я набрала почти двадцать кило, ещё до этого — семь килограммов за две недели... Я стала сильно больше, мне даже тяжело подниматься по лестнице...
— Я уже говорил: таковы издержки. Ваш организм борется с раком — и поэтому многие процессы как бы остановились, замерли. Очень скоро вам потребуется куча энергии, и все килограммы будут кстати. Да и вам так очень даже...
— Эх... Максим... мой молодой человек... В общем, мы больше не вместе. Сказал, что я подурнела, когда раздалась, и больше его не возбуждаю... Он ушёл...
Мария расплакалась. Валентин Владимирович обнял её, обдав характерным кисло-сладким запахом корицы, кислых щей и формалина. Как ни странно, Смирнова не только привыкла к весьма специфическому амбре от врача, но даже и полюбила его — этот запах теперь ассоциировался у неё с надеждой.
— Мария... Я тут нанял нового сотрудника, Евгению. Видели, наверное, тёмненькая.
— Да... Кажется, да. Это она мне выдавала лекарства на той неделе? Но сейчас её нет.
— Ну... У неё возникли некоторые... как бы так сказать... Осложнения. Но уже всё хорошо... В общем, она выйдет с больничного через два дня. И будет дежурить в выходные... Заходите ко мне. Я живу прямо тут, во флигеле... Может, мы могли бы погулять немного по ночному Серпу, полюбоваться звёздами...
Женщина с недоверием покосилась на собеседника, взвешивая все «за» и «против».
— Вы... Вы это сейчас серьёзно?
— Абсолютно! Конечно, врачебная этика несколько противоречит подобному... Но я же тоже человек... Если вы не согласны, разумеется, я не буду настаивать...
— Я согласна!
Долгопупов улыбнулся, затем посмотрел на часы.
— В субботу, в восемь вечера. Вам удобно?
— Идеально!
— Тогда я вас жду. И не опаздывайте!
Мария крепко обняла врача на прощание и покинула клинику.
***
Надевать или нет? С одной стороны, лифчик выгодно приподнимает грудь, подчёркивая формы. С другой — многим мужчинам нравится, когда сквозь одежду просвечивают соски. Но так грудь может немного отвиснуть — всё же размер увеличился. Так надевать или нет?
Мария в нерешительности скользила по своей хрущёвочке в одних трусах и никак не могла определиться с остальными предметами гардероба. Наконец, обойдя однушку в двенадцатый раз, женщина замерла перед зеркалом, внимательно себя осмотрела и решила, что пойдёт без верха. Всё остальное подобралось быстро и само собой: у неё была всего одна строгая чёрная юбка и одна розовая блузочка. Образ готов!
До Серпухова доехали быстро. Смирнова вышла как всегда «У Корстона», поднялась до Советской и пошла по ней к Соборной горе, стараясь обходить лужи, чтобы не забрызгать чулки. На Чехова ей показалось, что сзади пристраивается крепко сбитый парень в длинном плаще, она даже немного ускорилась — но тот вскоре свернул на Калужской во дворы. Выдохнув, женщина сбавила темп и улыбнулась.
В окнах клиники на Серпейке было темно: видимо, дежурный врач где-то внутри. Валентин Владимирович встретил лучезарной
