после святой Троицы — и германцы отмечали его со всем пылом новообращенных — пусть это празднование подозрительно напоминало о традициях тех северных краев, из которых явились воины. Перед казармами горели костры, на которых жарились целые свиные и бычьи туши, рекой лился крепкий мед — его воины германской этерии готовили сами, по рецептам своей далекой родины. Михаил, доселе редко пробовавший хмельное, мог быстро опьянеть, но Асмунд следил, чтобы цесаревич не уронил своего достоинства перед простыми воинами — пил меньше, а ел побольше. Сам Асмунд, одевшийся по такому случаю в красную рубаху, с золотой вышивкой, синие шаровары и волчью шапку, сидел возле костра, терзая крепкими зубами полусырое бычье бедро. Много лет назад молодой руг покинул родные края во главе разбойной дружины, поступив на службу сначала франкам, а потом и лангобардам, где он со временем возглавил личную стражу Лиутперги, когда она отправлялась вместе с мужем в Константинополь. К тому времени руг уже принял святое крещение, хотя и понимал учение Христа очень по-своему. Сейчас на груди воина сиял золотой образ Георгия, поражающего змея — из всех святых Асмунд почитал его больше всех наравне с Михаилом-Архангелом и святым Сисинием.
— Вот антимарианиты говорят, что иконы и образа суть язычество, — говорил руг, — а я так скажу — чушь все это. Никто из христиан не поклоняется образам, — и, кстати, язычники на севере не тоже поклоняются идолам. Тот же Редвальд, самозваный император тюрингов и саксов, прекрасно понимает, что Водан или Ругевит не сидят в дереве, как и Господь с Богородицей и архангелы не сидят в иконе. Но через образа мы устанавливаем связь с Богом и святыми. А еще он помогает в бою — видишь царапину , сын конунга? Это фризский скрамасакс вскользь прошел. А если бы не образ — вспорол бы он мне в грудь и не разговаривали бы мы с тобой. Вот видишь, сколько пользы от образов!
Последние слова он произнес особенно громко, перекрывая царивший вокруг шум и грянувший со всех сторон хохот показал, что воины этерии оценили шутку своего предводителя. Смеялся и Михаил, вообще любивший слушать наставника.
— Ты рассказывал, что у вас есть свои победители драконов, — напомнил он, — Зигфрид и Беовульф и этот, как его, Тор.
— Да, — кивнул Асмунд, — и я, когда был даже младше чем ты, любил слушать рассказы о богах и героях, когда данские и свейские торговцы посещали наш остров. Но однажды даны пришли не с торговлей, но с войной — и на носах их кораблей скалились те самые драконы, которых, по их же словам, убивали их герои-змееборцы. Меня пленили и продали в рабство во Фризию — и я, лишь, убив своего хозяина, бежал на юг, где и стал тем, кого ты видишь сейчас. Лишь крестившись я понял, почему те, кто славит героев-драконоборцев, одновременно поднимает на щит злобных змеев. Никто из тех героев не побеждает змея до конца — даже убив его, он несет в себе языческую скверну, что в итоге убивает героя и даже бога. Так Тор-Громовержец, сразив Йормунганда, падает отравленный его же ядом. Так Зигфрид, омывшись кровью дракона, становится неуязвимым и возгордившись тем, также падет в своей гордыне. И даже здешний Геракл — разве не погибнет он в итоге от яда убитой им же Лернейской гидры? В то время как Михаил-Архангел, Георгий Победоносец, Феодор-Стратилат, не просто сражают змея, но и яд его не уязвляет их, как не уязвит он и Господа, когда в конце времен, он поразит своим мечом Левиафана, змея извивающегося. Так выпьем же за них — когда с нами святые драконоборцы все силы ада не в силах навредить Христову воинству. И твой отец, выступив против зла, непременно вернется домой с победой.
Он вскинул рог, окованный золотом, наполненный медом и залпом осушил его. Впрочем, следом поднимались все новые и новые рога — в честь святых и ангелов, которых сегодня чтили эти храбрые воины: Михаила-Архангела и Георгия Победоносца, Федора Стратилата и Феодора Тирона. Поднимались тосты и за императора и за его супругу и наследника — так что и сам цесаревич, не в силах оставить без ответа славящие его отовсюду речи, несмотря на все старания Асмунда, все же захмелел. Молодой человек громче всех подпевал пьяным песням германцев, сам выкрикивал все новые воинственные тосты и смеясь звучавшим со всех сторон грубым шуткам наемников. В конце концов, Асмунд велел Генриху отвести захмелевшего цесаревича во дворец. Там сакс препоручил Михаила дворцовой страже, что спешно доставила наследника в его опочивальню. Едва голова молодого человека коснулась подушки, так он тут же провалился в глубокий сон, прямо в одежде.
Проснулся он только к полудню, с раскалывающейся головой и мерзким ощущением во рту. Однако еще более тягостным было видеть мать, стоявшую у изголовья кровати, с застывшим, будто окаменевшим лицом. Едва глянув на Ирину, Михаил понял, что ее скорбь вызвана вовсе не его плачевным состоянием, что причина печали куда глубже.
— Вставай, сын мой, — сказала она, — горестные вести принес этот день. Твой отец, басилевс Константин, погиб на Дунае, у стен Сингидунума. Отныне ты — император.
Воля кагана
— Значит, ты ручаешься, что он мертв?
Сидя на троне, с подлокотниками в виде припавших грифонов, Эрнак сверху вниз смотрел на стоявшего перед ним мужчину. Высокий и крепкий,
