была отказаться от него:
— Но Ингвар может и сам умереть…
Эйнар покачал головой, совсем потухая:
— Не только в этом дело, Рангхильда. Я не могу быть твоим мужем. Я больше ничего не могу. Силы оставляют меня, — он опустил руки, они повисли безжизненно как сломанные ветви …
Это потрясло меня до глубины души. Все мои мученья, все преступления, весь этот груз, что я взяла на свою душу, оказывается, напрасны? «Силы оставляют меня…» Силы оставляют?! Да ты что, Эйнар!!!.. Как это может быть, если я буду рядом?! Я буду твоей дроттнинг, Эйнар! Ну, вспомни! Вспомни, как мы были счастливы…
Я сказала ему, конечно, только последние слова. На что он поднял на меня усталые глаза и покачал головой:
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю! Как никто другой! Ты потерял свою любимую жену, Сонборг свою дроттнинг, но прошло уже достаточно времени, Эйнар! Ты должен жить дальше! — я подскочила к нему.
— Лада говорила мне, умирая, чтобы я жил, чтобы не горевал о ней…
Я обрадовалась было: шутка ли такой хорошее напутствие от почившей жены! Благословение на новый брак! Но нет, Эйнар качает головой:
— У меня нет сил… У меня нет сил, чтобы жить…
Я похолодела. Нет сил… Эйнар…
— Ты … Эйнар, ты конунг, что будет с Сонборгом, если ты… У тебя дочь, в конце концов! И сын…
Эйнар кивнул ещё печальнее:
— Да, сын… — вздохнул он, будто справляясь с комом в горле, — и ещё три моих сына… Ушли и забрали с собой их мать. Увели её с собой… — у него дрогнул голос.
Мне стало дурно: я устраняла препятствия на пути к нему, не думая о том, что этим я сама и убиваю его. Что каждым моим ударом я попадаю не только в мою соперницу, но и в него. Выходит, я сама…
Сама смертельно ранила и его? Но разве я могла подумать, что он ТАК любит Рутену? Кем она была для меня? Злой разлучницей, обольстившей моего любимого. А на деле она его суженая? Не я, а она!.. И я сделала всё, чтобы его у неё забрать…
Может, надо было избрать иной путь? Не убивать никого, а заставить его разочароваться в ней? Уличить в измене, например. Вот только сделать это было куда сложнее, если вообще возможно… Но оговорить можно кого угодно и «доказать». Вот тогда, наверное, Эйнар не умирал бы сейчас вслед за ней…
Словом, я уехала назад, в Брандстан с тяжёлым сердцем. И всё же я не теряла ещё надежды. Он так молод, он почти на год моложе меня, а я чувствую себя молодой и сильной. Когда горе отступит, он захочет жить. Жизнь возьмёт своё…
— Чем ты так огорчена? — спросил Ингвар. — Сбываются мои предсказания?
— О чём ты? — я не могла взять в толк, о чём он говорит, так далеко от него были мои мысли.
— Ну, распадается же всё, что создавала Рутена.
— Распадается? Я не заметила, — сказала я.
— Уехал грек Дионисий.
— Уехал? — удивилась я. — Я видела, он вернулся с мореходами, книги привёз.
— Вернулся? — спросил Ингвар.
— Скажу тебе больше, с ним прибыли и другие, — сказала я. — И ещё: теперь в школу за малую мзду принимают не только детей, но и взрослых.
— Взрослых? — изумился мой муж.
Явление это и правда невиданное, тем более что, этого я не сказала ещё Ингвару, но в школы принимают и женщин наравне с мужчинами. Учиться в Сонборге теперь может каждый, кто этого хочет.
— Эйнар безумец. Зачем ему это? Зачем грамотные смерды? Тогда каждый почувствует себя господином…
Я покачала головой:
— Эйнар сказал, что так каждый почувствует себя Человеком.
Ингвар смотрит на меня всё тем же непонимающим взглядом:
— Эйнар набрался этого у своих славян. И ты думаешь так же? То же хочешь и у нас в Брандстане?
— Даже, если бы я хотела сделать это, мне не удалось бы. Ни стольких учителей, ни серебра на их содержание у нас не хватит. Да и людей, верящих в толк от этой затеи — учить всех, у нас нет. Даже я сомневаюсь, что так уж нужно учить всех желающих… — сказала я. — Правда желают обычно те, кто способен после свои знания применять, тоже учить, например, — я говорила немного рассеянно.
Сейчас мои мысли мало занимали новые порядки в Сонборге. Я поглощена мыслями об Эйнаре, о том, как я хочу быть с ним, спасти его от его смертельной тоски. Я после бы подумала обо всём остальном, когда счастье стало бы моим…
Но правы были те, кто говорил, что нам с Эйнаром не судьба быть вместе. К зиме Эйнар умер. Лада окончательно отобрала его у меня.
Получив эту страшную весть, я заперлась в своих покоях, чтобы выплакать горе. Но не было во всём мире столько слёз, чтобы можно было выплакать мою боль. Теперь она заперта в моём сердце навсегда. Некоторых людей горе делает мудрыми и добрыми. Меня оно сделало холодной и умной, беспощадной, изощрённой в коварных замыслах. Я не рассчитывала больше на счастье, я не ждала больше Весны.
Теперь я жила по-другому, и новые цели были передо мной.
Глава 2. Открытия и ошибки
Моё детство, несмотря на раннее сиротство, было счастливым. Вокруг меня были люди, которые искренне любили меня, боготворили мою мать, вспоминая о ней только с восторгом, обожанием, восхищением и гордостью. Все без исключения, кто окружал меня. Впрочем, как и отца. Они оба будто присутствовали постоянно во всём: в том, как был устроен дом, город, да весь йорд. Да и в том, как стоилась и моя жизнь.
Как ни странно, но я помнила отца, помнила его светло-синие глаза, такие, что казалось, небо смотрит на меня. И ещё — тепло и силу, защиту, которые я чувствовала, когда он брал меня на руки, когда говорил со мной. И грусть… Я тогда не знала ещё такого слова, но ощущение это осталось со мной навсегда. Повзрослев я поняла, как называется чувство, которое владело моим отцом. А ещё я помнила его голос. Не помнила слов, но голос тоже остался.
Со мной всё время были Хубава и Ганна. И ещё Боян, к которому я тоже привыкла с младенчества. Вообще мы были дружны с Бояном, он был ещё ребёнком, когда я родилась, поэтому был мне ближе остальных. Он играл со мной иногда, катал на качелях, устроенных на заднем дворе терема. Бывало, носил на плечах. И
