меня попов погрести его. «Если не пошлешь, — сказали — попов, мы пойдем к аге и силой возьмем их погрести его! Они доселе всех чумных погребли, так почему не погребут и этого попа?». А мне что было делать? Послал их, и погребли его. А наутро пришли все ко мне, и не приметил я, как замешался меж них. Надумал я отслужить литургию и причаститься святых тайн, а там что бог даст! И ходил я потом по Плевену и по селам, святил воду повсюду[155], и бог меня сохранил. И так прошли два года, и что собрал я, едва выплатил тем владычную подать и проценты, и покрыл потраченное, но не смог сбросить с долга.
А в лето 1796-е напали гайдуки пазвандовы[156] и заняли все села и городки, и не мог я уже выйти никуда. Посылал я попов собирать владычную подать, но с трудом и половины не могли собрать. В этом же году поднялся румелийский вали Мустафа-паша[157] с 40 тысячами войска на Пазвандоглу. И держали Видин много времени в осаде, но не могли ему сделать ничего. И когда ушел восвояси Мустафа-паша, гайдуки пазвандовы вновь заняли всю мою епархию. В лето 1797-е собрались кырджалии[158] с пазвандовыми людьми и напали на Врацу. И держали ее в осаде восемь дней, и бились, и не могли войти внутрь[159]. А я два дня до того ночью побежал в Рахово[160], чтобы уйти в Валашскую землю[161]. Той ночью оторвался у вьючника конь наш, и потерял я двести грошей с чем-то. И доколе добрались мы Дуная, что страху натерпелись, один бог ведает. И пошел я в Арбанаси, пожил немного там, доколе уберутся кырджалии из епархии моей. И вновь вернулся под осень во Врацу. В лето 1798-е вновь двинулось многое множество царского войска на Пазвандоглу[162], потому что владел он землями до Рущука и Варны. Поднялся капудан-паша из Царьграда[163] с толиким войском и толикими пушками, и прехвальный Караосманоглу из Анатолии[164] и другие двадцать четыре паши и все аяны из Румелии. Сказывали, до трехсот тысяч войска собралось на Видин[165]. И держали его в осаде, и бились шесть месяцев, но не могли сделать ему ничего[166]. А я тогда куда только не убегал: в одном овечьем хлеве жил в январе месяце двадцать дней, пока минет первое войско. После того, как поочистилась помалу дорога, ночью, пошел я в Тетевен[167] лесом, и ветви едва не выкололи мне глаз. И там провел я два месяца. И как пошло первое войско на Видин, поднялся я из Тетевена и пошел во Врацу к воскресению Христову. И по пути едва не убили меня одни турки за чужую вину. Тогда Силяхтар Хюсейн-паша[168], идя к Видину, сжег Габрово[169], а Арбанаси разграбили кырджалии[170], что были с ним. И наш дом весь ограбили, и не осталось ни ложки, ни плошки. И мою одежду, и бумаги, что имел, все взяли, и весь дом раскопали[171]. А дети мои убежали в Котел, а оттуда ушли в Свиштов[172]. А я, так как не было мне возможно из-за войска ходить по епархии моей, пошел с тырновским протосингелом собирать подать с Тырновской епархии. А затем пошел я в Свиштов и нашел детей голыми: сидят на рогожке, а у меня не было денег купить им одежу. Скорбь большая!
В августе месяце пошел я в епархию мою. И все войско было у Видина, билось, чтобы взять его. И что страху набрался, ходя по селам и собирая подать. Возвращались и бежали турки делибаши[173] из войска, раздевали людей по селам, а субаши[174] их обирали. А я ходил по селам. И, наконец, когда Пазвандоглу на святого Димитрия разбил и рассеял царское войско[175], я был в селах. Разбрелись по селам турки, бегущие из Видина. А сколько страданий перенес я и страхов натерпелся, доколь добрался, наконец, до Врацы, какие горы, и холмы, и долы не обошел! И провел там день-другой, и пришла весть, что идет на Врацу Алевпаша[176] с пятнадцатью тысячами войска. Ночью пришли турки отводить дома под постой, и я, услышав это, встал той ночью в восемь часов[177], чтобы бежать из Врацы вон. Ночь — темная, пора — дождливая, а гора крутая, высокая, сколько раз падал я на пути, доколе дошел до Черепишского монастыря[178]. И, придя в монастырь, не нашли мы никого: монахи убежали, монастырь заперт, и не знаем, где они. Хорошо, что встретился на дороге один поп-сельчанин, который знал, что убегают они в одну пещеру[179], и привел нас к ним. И остался я там у них в той пещере двадцать четыре дня, простыл и разболелся. И четыре дня больной лежал там, потом согрелся и помалу выздоровел. И встал я, чтобы пойти в другой монастырь, что Софийской епархии[180]. Но там горы высокие, на коне нельзя ехать, а у меня ноги болели, и не мог я идти пешим. А всход и сход оттуда — два часа. И пока взошел и спустился я, воистину слезами оплакал жизнь мою. И там прожил 14 дней. И пришло мне письмо из Врацы, что убил капудан-паша Алев-пашу в Рахово[181], и войско его рассеялось. А во Врацу пришел другой, Юсуф-паша,[182] зимовать там. И пишут, что епископия пуста, и Юсуф-паша — добрый человек и чтобы пришел я в епископию. А снег был глубокий, зима лютая, десять часов пути оттуда едва за три дня прошли. И во Враце прожил я десяток дней спокойно. А после пришли во Врацу десять дружин албанцев. И как не было свободных домов для жилья, поселились душ пятнадцать в епископии жить там и чтоб я кормил их. А горница была всего одна, — была и другая, да разрушили ее турки. Пора — зимняя, стужа — большая, потому что сначала была не епископия, а подворье церковное для монахов, где им останавливаться. И покамест улучил я время сбежать от них, сколько лжи употребил. Да и в какой дом пойду, когда все они полны турок! Пошел я к татар-аге[183]. Я — в зеленой шапке[184], а
