мы надеваем свою одежду и ждём приезда скорой помощи в полной тишине. В травматологии довольно людно. Мы оказываемся среди разукрашенных синяками и ссадинами мужиков маргинального вида. Пока мы ждём своей очереди, я первой нарушаю молчание и шепчу на ухо Матвею.
— Если бы ты мог видеть, кто сидит с нами в очереди…
— Такие же неуклюжие любители страстного слепого секса?
— Знаешь, не думаю…
— По запаху перегара и пота я могу предположить, что мы здесь самые сексуальные пациенты…
— Это точно, — я не могу сдержать смех, несмотря на всю плачевность нашего положения.
— Переживаю за Оскара, он не любит оставаться один, — я обнимаю его за плечи, чувствуя лёгкую дрожь от нахлынувших эмоций.
— Всё будет хорошо, главное сейчас — твоё здоровье…
— И твоё…
С грустным вздохом он добавляет:
— Я такой идиот. Будет совершенно справедливо, если ты больше не захочешь со мной видеться.
— Брось, а кто тогда будет мыть жопу твоей собаке?
— Мой брат тоже идиот…
— Выдающаяся генетика…
— Чёрт, это точно, — Матвей впервые улыбается за это время и на сердце становится чуть легче.
— Почему он живёт с тобой, а не с родителями? Я бы и недели не выдержала в одной квартире с моим братом.
— У нас нет родителей…
— О, мне так жаль, прости…
— Это давняя история, рана уже затянулась. Но Макар после смерти отца совсем отбился от рук. Ему было 14 лет, когда это случилось, самый сложный период в жизни мальчика.
— А мама?
— Мамы не стало, когда ему было 6, а мне 15…
— Так жаль, что вам пришлось пройти через это, — перед глазами встают растерянные пустые лица двух мальчишек, оставшихся без материнской любви.
— Да, жизнь нас не пощадила… Бывает. Ко всему, два года назад я лишился зрения… И младший брат поневоле стал моей нянькой… Он вытащил меня с самого дна. Поэтому, каким бы он ни был… В общем, моя любовь к нему — слепа, как и я сам…
— Я понимаю… Трагедии либо разлучают людей, либо сближают на всю жизнь…
— Мы спаяны намертво. Во многом, именно поэтому я до сих пор одинок. Макар не принимает никого из женщин и я уже отчаялся.
— Было бы чуть легче, если бы попытка секса с тобой не приводила в травмпункт…
— Спасибо, что пытаешься снять напряжение. Я, правда, чувствую себя ужасно виноватым перед тобой…
— Твоё чувство вины ничего не исправит. Не переживай, всё в порядке. Чего не скажешь про твой палец и мой череп…
Матвей проходит к доктору первым, я настаиваю на этом. Его нет каких-то двадцать минут, а я уже скучаю за его голосом, лицом, улыбкой.
«Кажется, я попала…»
ГЛАВА 6. НЕПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗ
К счастью, у Матвея нет перелома, но сильный ушиб. Доктор прописывает покой, противовоспалительные и мазь. Я тоже отделалась лёгким испугом, а точнее небольшой гематомой. Получив необходимые рекомендации, уставшие и голодные мы покидаем травмпункт.
На улице наконец-то стало прохладнее, глубокое ночное небо подсвечено мистическим сиянием луны. В траве раздаются песни сверчков, вдали слышно шуршание шин по ночной улице.
— Прогуляемся? — с лукавой улыбкой Матвей кивает в сторону стопы, на которую наложили шину. В руках он держит свой шлёпанец.
— Нет уж, хватит с меня прогулок. Завтра рабочий день…
— Точнее, уже сегодня…
— И правда… Ты не обидишься, если я поеду к себе?
— Я буду скучать, но не обижусь… Едь, конечно, — видно, что Матвею, как и мне, тяжело прощаться.
— Я тоже буду скучать… — обнимаю его, прижимаясь всем телом, мне хочется оставить на себе его тепло, запах, прикосновение.
Он нежно гладит меня по спине и плечам, пропускает мои волосы сквозь пальцы, целует моё лицо и каждое его прикосновение отдаётся нарастающим жаром внутри.
— Я могу надеяться на продолжение? — с надеждой в голосе спрашивает Матвей и от этих слов в груди разливается тёплый мёд.
— Я надеюсь на продолжение не меньше, чем ты. Наверное, так не принято…
— Что именно?
— Чтобы девушка так быстро… Открывалась…
— Не забивай себе голову этой чепухой…
— Я был одной ногой на том свете и уж точно не хочу тратить своё время на "вокруг да около".
Замечаю своё такси и чувствую, как всё внутри сжимается, при мысли, что придётся с ним расстаться. Он чувствует твою дрожь и сильнее прижимает к себе.
— Я заеду за тобой после работы. Ты не против?
— Уже жду…
Он целует меня на прощание, а мне хочется плакать, будто мы больше никогда не увидимся.
Сев в такси, я прикасаюсь к своим губам, вспоминая наш поцелуй. Всё тело ноет от недополученной ласки. Когда машина отъезжает на приличное расстояние я с горечью понимаю, что у меня нет его номера.
«Я такая липучка… Только мне кто-то понравится я становлюсь похожа на анаконду… Душу жертву своей заботой и чувствами, которые превращаются в навязчивость… Макс не выдержал этого и сбежал… С первой попавшейся доступной девкой… Сколько продержится Матвей?..»
Дома мне становится совсем горько, воспоминания о Максе, надёжно спрятанные в дальний ящик памяти, вновь лезут наружу.
«Как не заметай мусор под ковёр, ощущение грязи и беспорядка никуда не денется…»
Я решаю принять душ, пока стирается рабочая форма. Под горячими струями воды тело медленно расслабляется. Воспоминания о Матвее, заставляют мои руки блуждать по телу. Перед глазами возникают то его широкие плечи, то крепкий пресс, слегка смуглая кожа, его эрекция.
«Как же я хочу его… Это невыносимо…»
Не имея возможности сказать ему об этом прямо сейчас, я посылаю ему свои мысли сквозь пространство.
«Знал бы ты, как сильно я хочу тебя… Никого и никогда я так не хотела… Даже своего жениха… Это не просто влечение тела… но влечение души. Желание слиться с тобой, раствориться в тебе… Может, я наивная дурочка и жизнь опять припечатает меня лицом об асфальт. Но я хочу быть с тобой, сколько это возможно».
Я не замечаю, как ласки под эти мысли доводят меня до финиша. Тело трепещет от желанной разрядки, но это не то, что может подарить мне этот мужчина, сомнений нет.
«Как дожить до утра?» — пульсирует в голове надоедливая мысль.
Этой ночью мой сон больше похож на медленную варку в адском котле. Навязчивые тревожные мысли сплетаются с болезненными ощущениями в теле от нереализованного желания. Да ещё и голова болит после удара.
Утром я просыпаюсь с неприятным ощущением полного провала, будто всё безвозвратно потеряно. Меня одолевают мрачные мысли, а боль в теле становится вполне ощутимой.
«Да что со мной?»
