Новый год. Ей страстно хотелось одного — взять! и наподдать! Булкину! по шее! совсем непедагогично! но от души!
Но, поостыв, Анна Ивановна решила «мышелюба» не трогать. Пока. За отсутствием состава преступления.
Глава V
ПРИЕХАЛИ...
Около двенадцати, когда автобус уже подруливал к городу Грибову, случилась незапланированная остановка. Чинили дорогу. Двое рабочих в оранжевых жилетах ковырялись в асфальте, третий бегал вокруг них с тросом в руках.
Усатый водитель посигналил, ребята сбежались к лобовому стеклу — интересно все-таки, как люди дороги ремонтируют.
Рабочие, гордо, не обращая внимания на автобус, колдовали над асфальтом.
— Мы так на обед не успеем, — заволновалась Анна Ивановна.
Шофер забормотал что-то, хихикнул и посигналил еще настойчивее. Один рабочий оставил свое расковырянное рабочее место и, хромая, подошел к водительскому окну.
— Чего это вы там, черти, веревки поразвесили? — весело поинтересовался водитель в форточку.
— Дорогу починяем.
— И когда почините?
— А вам что? — спросил рабочий и оглянулся. — Сидите себе в тепле, вот и сидите.
— У нас тут дети! Одиннадцать человек! Целый хор! Мы на обед опаздываем! — морща нос от мороза, сообщила в форточку Анна Ивановна.
— Дети, говоришь... — Рабочий еще раз обернулся к своим и кивнул. — И куда после обеда?
— На конкурс! — гордо сообщила Анна Ивановна. — Нас там телевидение ждет.
Но тут водитель от чего-то возбудился, высунул в форточку усы и заорал на рабочего:
— Слышь, мужик! Давай, освобождай дорогу! А не то намотаю ваши веревки на свои колеса, будете потом обижаться.
— Ладно, погоди, — хромой отошел к друзьям. Они о чем-то пошушукались, повертели головами. Даже, кажется, поругались. Наконец хромой прихромал обратно и постучал в форточку.
— Чего? — мрачно поинтересовался водитель.
— Тут это... Нужна твоя помощь. Рук не хватает. Один разок бы потянули, и путь свободен. А так придется часа два бригаду ждать.
— Тьфу! — водитель вяло почесался. — Вот не было печали...
— Еще мужчины есть? — настороженно поинтересовался в форточку хромой. — Нам лишние руки не помешают.
— Мужиков у нас цельный автобус, — проворчал водитель, натягивая валенки, — да только они полчаса, как с горшков слезли. Им соски сосать надо, а не веревки дергать... Давай, показывай, чего делать!
Водитель открыл «ш-ш-ш»-дверь, вылез на улицу и поплелся к рабочим. Клюшкин немедленно воспользовался его отсутствием и моментально отцарапал от панели понравившуюся наклейку с собакой непонятной породы.
В этот миг проснулась оклеенная Булкиным Катя Подполковникова и заорала с такой силой, что не отошедший еще на должное расстояние водитель перекрестился. Все, кроме, естественно, Булкина, бросились к Кате.
— Кто? Кто это сделал? — возмущалась Анна Ивановна, снимая с Катиного лица всю латинскую азбуку. Народ весело толпился вокруг, Булкин, стоя в стороне, делал большие глаза. Катя ревела и пускала слюни.
Вдруг Клюшкин, оставшийся у водительского сиденья, издал странный звук. Нечто среднее между «А-a-a!», «У-y-y!», «Э-э-э!» и «Мама родная!». Катю он, конечно, не перекричал. Но звук был столь экзотический, что все обернулись.
— Они это! — орал Клюшкин, показывая в лобовое стекло. — Они водителя! Того!!
Первой пришла в себя суровая десятиклассница Лена Прыгунова. Сначала она попыталась прорваться вперед сквозь толпу, окружившую Катю. Разумеется, безрезультатно — вы когда-нибудь пробовали сдвинуть с места учеников младших и старших классов при условии, что те в беспорядке висят друг на друге в узком проходе, смотрят в другую сторону и понимают в данный момент русский язык еще хуже, чем в остальное время? Если пробовали — с вами все ясно. Если не пробовали — и не пробуйте. Хотя Лена еще поборолась секунд двадцать. И потом закричала Клюшкину через весь салон:
— Дверь закрой! Дверь!
Клюшкин кивнул и, как кошка — только очень большая и прыщавая, — прыгнул на водительское место. Десяток кнопок и рычагов! Что нажимать? Клюшкин лихорадочно щелкал всем подряд и видел, как включаются-выключаются фары и «дворники», и как бегут к автобусу люди в оранжевых жилетах.
Наконец дверь с легким «ш-ш-ш» стала плавно и медленно закрываться. И не закрылась. Потому что была заблокирована прикладом автомата! Толкая дверь плечом и спотыкаясь на ступеньках, в автобус втиснулся Хромой. Он отшвырнул Клюшкина, сел за руль, выжал газ. И уже на ходу в открытую дверь вскочили еще двое.
Ребята, открыв рот, наблюдали за происходящим. Анна Ивановна почувствовала, что теряет сознание.
Автобус набирал скорость. Двое вскочивших, снимая на ходу шапочки и оранжевые жилеты, достали оружие.
— Всем молчать и слушать меня! — рявкнул один из них, абсолютно лысый, но с бородой и с глазами очень бешеного бультерьера. — Не заставляйте отстрелить вам головы!
Второй, несколько косоглазый и испуганный, поднял автомат вверх, моргнул и нажал курок. Тра-та-та-та!!!
Девочки завизжали, Анна Ивановна не выдержала и все-таки упала в обморок. А Бешеный-бультерьер-бывший-рабочий, сдувая с усов обсыпавшуюся потолочную краску, прошептал коллеге:
— Идиот! Уволю!
Анна Ивановна пришла в себя оттого, что толстая Оля Быкова размахивала у ее носа флакончиком с бесчеловечными духами. Сквозь туман и вонь парфюма учительница услышала:
— Вы все должны слушаться и молчать! Каждый, кто поднимет шум, будет наказан! Мы — террористы! Скоро о наших требованиях узнают все! Вы — только наше прикрытие! Если будете себя хорошо вести — не пострадаете!
Анна Ивановна приняла почти вертикальное положение. Все ребята, испуганные и притихшие, попарно скучковались в креслах, в центре салона. Катя ревела.
Говорил Бешеный, ноздри его дергались. Косой с выражением недоеной коровы стоял в стороне и очень неуверенно держал автомат вверх ногами. То есть вниз дулом. Третий участник безобразия рослый и сутулый Хромой — невозмутимо вел автобус.
Маленькая Катя Подполковникова в процессе ревения взяла немыслимую ноту.
— Не сметь! — заорал Бешеный и пнул ногой ближайшее кресло. Оно печально скрипнуло и согнулось пополам.
Катя заревела еще старательнее.
— Ну, вот что! — строго сказала Анна Ивановна и решительно встала.
Что делать дальше, она не представляла. Но Долг Учителя. Ответственность перед страной, доверившей ей своих питомцев. Да и просто отсутствие других претендентов на роль спасителей. Словом, совокупность всех этих героических факторов и заставила Анну Ивановну встать и строго сказать уже известную нам грозную фразу. На этом героический лексикон Анны Ивановны был исчерпан. А вертевшиеся в голове знаменитые изречения вроде «Но пасаран!», «Смерть немецким оккупантам!» и «Врешь, не возьмешь!» казались не очень уместными. Пока, во всяком
