не видят.
Мне нравилась эта мастерская, куча всевозможных ручных инструментов, но самое главное – здесь был идеальный порядок! Словно все приготовили для того, чтобы я не раздражалась. Пол, скорее всего, специально присыпался трухой, ведь так со временем глина вбирает его в себя, становясь все плотнее и плотнее.
Когда-то я читала, что такой пол из глины со временем набивают до состояния камня, а потом проливают маслом. Это было в одной из книг, что я читала во времена учебы в архитектурном. Кто бы знал, что когда-то я это увижу вживую?
За мастерской было стойло для двух лошадей, и я поняла почему не увидела следов от них – лошадей выгоняли за территорию в дверь, что вела на задний дворик, и именно его я видела из окна комнаты, в которой проснулась. За стойлом курятник с десятью пестрыми курицами и красивейшим черным петухом, что смотрел сейчас на меня настороженно одним глазом повернув голову на бок. Неужели животное чувствует, что это уже не его хозяйка?
– Кора Пола, это вы в сарае? Я видела, как утром мужчины отбыли из дома, – голос с улицы мог касаться только меня. Пола, Полка – это я! Поправив кудрявые волосы, что выпали из пучка, заботливо завернутого Мэри, я примерила улыбку, сделала как можно более беспечное лицо и вышла из сарая.
– Пола, кор Филипп говорил, что вас не было дома пару дней? Ездили в город? – продолжала задавать вопросы женщина лет тридцати, что стояла за калиткой. Роста среднего, с пышной, в отличие от моей, грудью, пышными бедрами и уж слишком тонкой, чтобы это было реальностью, талией. Корсет? Но зачем он в этой глуши? Светлые кудряшки мило обрамляли ее незагорелое лицо, которое она прятала под широкополой шляпой.
– Добрый день… Да, мужчины отправились по делам. А мы заняты домом. Думаю, мы поговорим чуть позже, Мэри одна в доме, и мне нужно проверить ее задания, - я поторопилась в дом, чем, похоже, смутила женщину. Кто она? Моя подруга?
– Кора Марфа, доброго дня, - за спиной я услышала голос Мэри, и даже не знала – радоваться ли мне.
– Мэри, милая, а мне сказали, что ты занята, - с поддевкой ответила Марфа, сделав максимально несчастное лицо.
– Уже все сделала, и мы собираемся варить рагу. Скоро прибудет отец и Гарри. Они, наверное, очень голодные, и к их приезду на столе должен быть горячий ужин, - словно не я здесь взрослая женщина, а она, серьезно вставила Мэри.
– Хорошо, вижу, что вы заняты. Тогда я зайду завтра утром, как только мужчины снова уедут в город, - ответила соседка, чуть наклонила голову и направилась в сторону леса.
– Она живет в лесу? – тихо спросила я. Мэри рассказывала, что в деревне три хозяйства и всего здесь восемь детей, но домов я не видела.
– Нет, Пола, там их земли, они держат огромные стада овец и коз. У них мы покупаем мясо и сыр, молоко, шерсть. Ты говоришь, что нам повезло с соседями, хоть и не все рассказываешь коре Марфе, - прошептала Мэри, указывая на лес.
– Значит, дома далеко от нашего? Хорошо, что ты вышла, а то я и ее не помню. Даже не знаю, что буду говорить отцу, когда он вернется, - больше для себя, чем для нее сказала я.
– Мы придумаем, Полочка, обязательно придумаем, неужели ты думаешь, что я оставлю тебя в беде? – девочка обняла меня, прижав голову к бедру. Ростом она была не выше моей талии, а вот ума у нее было побольше, чем у некоторых, это точно!
Первой услышала Мэри, и бросилась ко мне:
– Полка, отец приехал. Ты всегда выходила их встречать на улицу, и целовала его в щеку, а потом и говорить ничего не надо, знай только – слушай его болтовню. Они с Гарри одного поля ягода, как говорится, не надо хлеба, дай языком помести, - скороговоркой выпалила Мэри и подтолкнула меня на улицу.
Благо, дом нужно было обойти, и за это время я старательно расслабляла лицо, чтобы ни одна эмоция была не заметна. Сложное, скажу я вам, дело!
Возле конюшни мужчина и мальчик уже распрягали лошадь. Вторая уже стояла в стойле. «Муженек» действительно был пижоном: двубортный расстегнутый пиджачок темно синего цвета, под ним жилет того же оттенка, белая рубашка, темные брюки, ботинки, и самое главное – шляпа. Такие называют «цилиндром», но он не очень высокий. Усики подвернуты кверху, бородка лежит, словно ее щедро умастили специальными гелями. Щегол. Я была права, этот тип очень уж любит себя, и я просто не могла полюбить человека, который себя любит больше, чем меня.
– О! Чего молчите? – он заметил, что я стою в десяти метрах от него. Мэри бросилась его обнимать, и судя по ее радости, отца она любила не меньше, чем матушку, то есть меня…
– Любуюсь. Ты очень модно выглядишь. Словно приехал после свидания, - сболтнула я и на подкашивающихся ногах пошла ему навстречу, так как он уже раскинул руки в стороны, явно желая обнять меня.
– Не льсти, дорогая, я знаю, что тебе чужда ревность, - ответил он и, обняв меня, поцеловал в лоб. Странное, скажу вам, чувство, когда незнакомый мужик, назвав тебя дорогой обнимает и целует так, словно вы любите друг друга.
– Не льщу, просто, дорога тебя не портит, - добавила я, хоть сначала и хотела сказать, что «такой павлин, как ты, точно не нуждаешься в доказательстве своего совершенства».
– Ужин готов, и мы должны накрыть на стол, - вставила Мэри и указала мне движением головы, что нужно ретироваться. Я боялась мальчика, но вопреки моему страху, он не только не обнял, но и даже не поздоровался со мной.
– А почему Гарри не подошел ко мне? – шёпотом спросила я девочку, пока она вела меня к дому.
– Он всегда такой – хочет казаться старше, хоть раньше и сам ревновал тебя ко мне.
– Ты знаешь, что такое «ревновал»? – переспросила я.
– Матушка, я читаю газеты, изучаю книги отца, и думаешь, что ничего не понимаю в человеческих отношениях? Да вы при нас обо всем говорите! – удивленно ответила она, и я почувствовала себя динозавром – ничего себе, значит, туалет в доме с дырой в стуле, а вот говорить при детях обо всем
