— Теперь ты купишь мне картошку фри?
— Только о еде и думаешь, — поругала мать, тяжко вздыхая. — Куплю, идем.
Я радостно побежала в сторону закусочной, мать недовольно плелась за мной, удерживая в руках наши немногочисленные баулы. В этих потрепанных клетчатых сумках вся наша жизнь.
Минуя столики на улице и брезгливо покосившихся на нас посетителей, мы вошли внутрь и встали в очередь. Время было обеденное, кафе было битком набито людьми.
— А ну пошли вон отсюда! — рявкнул толстый мужик в фартуке, стоящий на кассе.
Я испуганно попятилась, но мать вышла вперед.
— У нас есть деньги, — наглядно помахала ему купюрой.
Вокруг нас раздались шепотки.
— О боже, бродят всякие…
— Ну и запах…
— Они босиком, ты видела?..
— Два гамбургера и картошку фри, — мать решила не стоять в очереди, которая, в общем-то, на наших глазах рассосалась по сторонам. Никто не хотел стоять рядом.
— Пожалуйста, — добавила в конце, протягивая купюру толстяку.
— Только на вынос. Забирайте заказ и выметайтесь отсюда! — он швырнул ей сдачу, несколько монет скатилось на пол. Мать суетливо начала подбирать, ползая на корточках, я помогала ей.
Но едва вожделенные бургеры и картошка фри показались на стойке, как к нам подошел полицейский. Оказывается, он все время был в закусочной и наблюдал за нами.
— Так-тааак. Вот и попалась, голубушка, — протянул он.
Я непонимающе уставилась на него, а мать вдруг испугалась.
— Встречаемся у Восточного Мыса! — крикнула мне по-русски и рванула к двери, бросив сумки на пол.
Ошалевшим взглядом я смотрела, как она пулей вылетает за стеклянную дверь и бросается наутек. Оставив меня одну. Коп побежал за ней.
Наверное, я бы так и стояла столбом, врастая в черно-белую плитку закусочной ногами, если бы не второй полицейский, громоздко вылезающий из-за столика.
— Стоять, девочка! Ни с места!
Вот тут-то я и очнулась. Схватила одной рукой бумажный пакет со стойки с нашими гамбургерами и со всех ног побежала к двери. Короткие волосы с непонятными проплешинами явно отпугивали людей, потому что все шарахнулись в сторону. Это было мне на руку.
— Не уйдешь! — орал за спиной грузный коп, но я уже выскользнула за дверь и побежала в сторону дороги, пересекая ее.
Несколько минут петляла по улочкам, пытаясь сбросить погоню и запутать след, но мужчина оказался упертым.
— Стой, зараза такая! Стооой!
Вообще-то, как я уже говорила, я не знала, что именно он кричит мне. Я представляла. В принципе было не трудно догадаться.
А потом до меня словно дошло, что в моих фантазиях он мог говорить что угодно. И внезапно я нафантазировала что он выкрикивает совсем другие слова. Мой рот растянулся в широкой улыбке.
— Да постой ты! Тебе письмо от Деда Мороза! Распишись!
А потом:
— Стой, девочка! Там гусыня рожает! Нужна твоя помощь!
Меня пробрал дикий смех, я бежала и хохотала от всей души над бедным полицейским, который от погони совсем покраснел и взмок.
— Не догонишь, не догонишь! — показала ему язык и, пританцовывая и дразня, побежала дальше.
— Стоой! А как же гусыня?! — яростно орал за спиной мужчина. Форма сбилась, выглядел он совсем комично.
Я бежала вдоль дороги, шлепая босыми пятками по тротуару. Абсолютно мокрый и злой полицейский продолжал меня преследовать. Увидев отъезжающий автобус с эвакуационной лесенкой на задней части, я притопила и, оказавшись около нее, шустрой обезьяной залезла на среднюю ступеньку.
Продолжая заливисто смеяться над неудачливым преследователем, я достала гамбургер и с наслаждением откусила, поглядывая за ничтожной попыткой копа догнать меня. Теперь у него не было ни единого шанса.
Пробежав еще сотню метров, он отстал. Остановился и, крича что-то вслед и махая кулаком, исчез позади.
Город я уже хорошо знала, до Восточного Мыса было совсем рукой подать.
Так, посмеиваясь и пребывая в отличном настроении, я повернулась к заднему стеклу и замерла. Смех мгновенно стих.
Прямо на меня из-за мутного окна смотрел мальчишка. Светловолосый и очень красивый. А еще серьезный. На загорелом лице ни тени улыбки, но он не отрывал от меня взгляда. Наверное, видел всю погоню.
Откусив огромный кусок от бургера, я беззастенчиво заглянула внутрь, рассматривая автобус. Он оказался школьным. Почти все сиденья заняты детьми в одинаковой форме, но никто не обращал на нас внимания. Скорее всего, меня никто и не видел, кроме этого мальчишки.
Так, жуя свою еду, я смотрела на него. А он на меня.
Около Восточного мыса я широко улыбнулась ему и помахала рукой, но вдруг просто отвернулся от меня, проигнорировав.
— Фу ты, ну ты. Какая важная птица, — обиделась я и спрыгнула с лесенки.
Все ожидала, что противный мальчишка повернется, но он так и не стал. Автобус уехал.
— Ну и катись к черту! — зачем-то выкрикнула вслед и побрела на мыс. Сидела на камнях у океана до самого вечера, пока мать не появилась и не позвала меня.
К тому времени я съела и картошку фри, и ее гамбургер. Боялась, что отвесит мне за это оплеуху, но она и не вспомнила. Потерялась в своих мыслях, чем-то возбужденная и взволнованная.
Сначала я гадала, что с ней такое, а потом все само собой прояснилось.
На следующий день мы вернулись к тому белоснежному дому. Дождались, когда мужчина вернется домой, а потом мать помогла перелезть мне через забор.
— Если есть фруктовый сад, укради фрукты, кажется, вижу дерево гуавы, — наставляла она меня. — Больше ничего не бери.
Я не очень понимала что делала, а мать не объясняла. Спустя несколько лет я поняла, что мы устроили этот спектакль, чтобы пробраться в дом и закрепиться в нем на законных основаниях.
Меня, конечно же, с легкостью поймали с сочной гуавой в подоле платья. Садовник, удерживая меня за тощую руку, повел к хозяину дома, как бы я не вырывалась. Тот лениво валялся под широким зонтом в шезлонге у бассейна, попивая домашний лимонад, а я в шоке рассматривала рухнувшие на мои глаза роскошь. Я и не представляла, что люди могут так жить.
В большом бассейне, обитом синей плиткой, от бортика к бортику плавал мальчишка, и я с завистью смотрела, как он рассекает прохладную воду (почему-то верилось, что прохладную). По моей и так липкой спине пробегали новые ручьи пота.
— Мистер Торнхилл! Поймал воровку! — возмущенно доложил на меня садовник.
Тот снял солнечные очки и выпрямился в шезлонге.
— Ты? — удивленно спросил он, а мне очень стыдно стало. Ощущение, будто я его очень подвела. Ну конечно, он меня узнал.
