— Обещаю, что я тебя выебу и высушу, если еще хоть шаг сделаешь, — раскрасневшаяся щеками от мороза и игры Ира развернулась к нему, поигрывая в руках основательно утрамбованным снежком.
— Я сделаю сто шагов. Выполнишь обещание за каждый? — засмеялся Роман, но на секунду притормозил, прикидывая шансы.
— Не сомневайся, — хмыкнула хулиганка и добавила с чувством: — Но ты после первого не выживешь.
С неожиданным проворством Ромашка кинулся к Ире, которая, растерявшись от неожиданности, все же сподобилась броситься от него, но гребаные валенки все испортили. Бегать резво в них невозможно, учитывая высоту голенища и размер.
Ромашка завалился на свою добычу всем весом, подмяв ту под себя. В момент азартное веселье сменилось тягучим, нежным взглядом.
— Долго будешь меня мучить, Пупс? — тихо спросил Рома внезапно осипшим голосом, фиксируя опасные руки над ее головой.
— Слезь с меня, ебанат, — прошипела та и отвела глаза, приводя в порядок дыхание.
— Сейчас будет смертельный номер: «Укрощение строптивой». Расслабься и получай удовольствие, — пыхтел победитель, сдерживая под собой извивающийся комок нервов и матов.
Требовательным поцелуем в губы приложился Ромашка к своей добыче, подчиняя и доказывая свое превосходство. Ира под ним стихла, обняла за шею и ответила со всей страстью. Вокруг все стихло, а Мирослава с Колей застыли, как в детской игре «Море волнуется раз…».
— Ну вот, а ты боялась, — они поднялись и стали отряхиваться от снега, а потом Роман с гордостью продолжил: — Пупс, еще ни одна не устояла под моим напором…
Но не закончил. Кулак Иры припечатал его точно… в глаз.
— Сука! — гаркнула хулиганка, быстро схватила за руку Миру и зашагала домой.
Сколько бы потом Ромашка ни стоял у калитки, не пытался объясниться — бесполезно. Ему не давали ни одного шанса. Мирослава хотела помочь, но с нее взяли слово, что она не станет разговаривать с «похотливой шлюхой» — пришлось смириться.
И все же, это не испортило небольшой отпуск. Понурый вид побитой собаки от Ромашки гармонично вписывался в общую радость. Близко к драчунье не подходил, но всегда присутствовал рядом.
4
По возвращении домой Мира погрузилась в учебу и оттачивала мастерство бойца партизанского отряда против Горина. Встречаться с ним стало страшно, ведь он стал часто появляться в ее мыслях. Даже когда она целовалась с Николаем за сараем бабы Лизы, то думала о блядских губах своего района.
В первых числах февраля, осмелев и расслабившись, Иванова перестала выглядывать во двор с балкона перед выходом в институт. А зря. Обычно до метрополитена Мира ходила пешком, десять минут — и на месте, но сегодня опаздывала. Выбежав к остановке, ждала маршрутку, которая вот-вот должна была приехать.
— Слава! — около стеклянного, увешанного рекламой и обрывками объявлений навеса притормозила сверкающая чистотой черная иномарка. Перевалившись через коробку передач в предварительно открытое окно пассажирского сиденья, ее окликнул Костя.
Ответно махнув рукой в знак приветствия, Иванова молила о любом автобусе, хоть в другую сторону. Пофигу.
— Садись в машину. Подброшу до метро, — он потянулся и приоткрыл дверь.
Не любительница привлекать внимание окружающих, а остановка не располагала с утра к одиночеству, Мира приняла предложение и забралась в салон.
— Слава, ты от меня бегаешь? — машина плавно вырулила с обочины и влилась в общий дорожный поток. Горин с улыбкой посматривал на пассажирку.
— Много чести, — раздраженно буркнула Мирослава, зарываясь носом в шарф.
— Давай отвезу до института? Мне по пути, — предложил сосед, пропуская очередные колкости.
— До метро. Так быстрее, — его забота приятно отозвалась в душе, и девушка поспешила спрятать глупую радость, отвернувшись к окну.
— Как скажешь, — согласился тот, а Мира с досадой вздохнула, не встретив настойчивости с его стороны.
И что бы там ни думал себе Горин, она все так же продолжала его избегать и прятаться, едва завидев похожий автомобиль или силуэт. Но это не мешало ей подглядывать за ним из окна или просматривать его странички в социальных сетях. Фантазии и романтические истории приобретали буйные краски, когда на месте главного героя возникал он. Константин Горин. Назвать свои чувства любовью Мирослава не могла, ведь это больше напоминало обычный интерес к красивому парню. Так же она думала и о других, только с ними было проще, потому что интерес пропадал с первым поцелуем или свиданием.
В марте Костя окончательно завоевал Фрау Маман, но не Мирославу. Мнения о его кобелиной сущности она не поменяла. Вот еще.
В международный женский день, при параде, в невыносимом черном пальто, которое сидело на нем шикарно, он вручил женщине огромный букет бордовых роз и фен «Dyson». О подобном подарке Фрау Маман лишь мечтала, облизываясь всякий раз, едва завидев рекламу, вывешенную на баннере у дороги перед домом.
— Костенька! Сынок, — расчувствовалась та и обняла со всей дури совсем не смущенного Горина. — Спасибо! Сегодня порадуюсь, а завтра пиздюлей тебе отвешаю, чтоб не сорил деньгами. Проходи, не стой на пороге.
— Маргарита Васильевна, я бы рад остаться, но у меня дела. Счастлив, что с подарком угодил, — улыбнулся по-мальчишески гость.
Прижавшись ухом к двери своего укрытия, Мира подслушивала, кусая губы.
— Приходи к нам вечером. Дядя Гера будет рад, а то Мишка уже наебенился с утра. Без компании мой ханурик с мимозами пьет неохотно, — хрюкнула Фрау Маман.
— Постараюсь, но не обещаю. Передайте это Славе, — от последних слов сердце Миры забилось, как бешенное, сбивая дыхание. Выплыть из своей норы хотелось отчаянно сильно, но необъяснимо страшно, так что продолжала стоять.
Едва входная дверь хлопнула, в комнату вошла маман и протянула дочери маленький кактус, покрытый мелкими розовыми цветами, и сумочку, в которой лежала помада нежного оттенка, больше похожая на блеск для губ, от известного мирового бренда. На маленькой открытке, размером со спичечный коробок, было написано: «Праздник — лишь повод» и дан номер телефона.
— Ну, что делать будем? — уперла руки в бока Фрау Маман, глядя на ничего не понимающую, смущенную дочь. — Парень хороший. Надо брать быка за рога.
— Чего? — въехать в логику не получалось.
— Говорю, намывай манду и ноги, прынц мечты уже в дороге, — заржала мать, хлопнув Миру по заднице. — Он тебе понравился?
— Совсем нет, — поспешила заверить дочь своего непутевого родителя.
— Я и вижу, — скептически приподняв бровь, заключила женщина. — А зенки у тебя блестят, потому что срать хочешь?
— Мам!
— Я лезть не буду… Наверное. Но напомню! Мне твой папа Гера в передок не воткнулся, перевязанный красной лентой. Мне пришлось дважды ломать носы за него, один раз травмировать его ногу, четыре раза лазить на второй этаж в его общагу по пожарной лестнице и взять в заложники его друга в обмен на добровольный первый раз! — подумав немного, рявкнула: — Не позорь семью, бестолочь!
