1
— Бабушка, ну сколько можно об этом говорить?
Синие глаза Патрисии вспыхнули ледяным огнем. На смуглых щеках загорелся опасный румянец. Пожалуй, даже человек не робкого десятка испугался бы и поспешил оборвать разговор — но только не миссис Мей. Она растила внучку с трех лет и давно уже привыкла к вспышкам ее взрывного темперамента. Тем более что и сам этот темперамент девочка унаследовала именно от нее.
Вот и сейчас почтенная леди спокойно взирала на разгневанную внучку.
— Столько, сколько потребуется для того, чтобы привести тебя в чувство. Ну, погляди только на себя. Красавица, умница — да захоти только, в два счета найдешь самую выгодную партию! — и тратишь время на совершенно бесперспективные отношения. Отношения, которые ни к чему не приведут. Неужели ты не понимаешь, что он тебя просто-напросто использует?
— Бабушка…
Приступ гнева прошел, сменившись прямо-таки свинцовой усталостью. Румянец схлынул, по щекам разлилась болезненная желтизна. Патрисия беспомощно смотрела на свою разошедшуюся собеседницу. Ну конечно, бабушка оседлала любимого конька, теперь не скоро закончит. И как только не может понять, что она, Патрисия, давно выросла и сама может решать, как ей жить? И с кем…
Но, видно, этой-то простой истины бабушка и не понимала. Возможно, некоторые основания к тому у нее имелись: потому что фактически двадцать семь-двадцать восемь дней в месяце Патрисия жила под отчим — точнее, бабушкиным — кровом. А два-три, ну, если очень повезет, то пять-шесть — в роскошной квартире Стивена. Стивен… из-за него-то весь сыр-бор и разгорелся, других тем для споров у них с бабушкой почти нет. И уж, во всяком случае, никакие другие спорные темы не вызывают у обеих такой бури эмоций.
Однако сегодня Патрисия была совершенно не в настроении пререкаться. Сколько можно приводить одни и те же аргументы? Для этого требуется запал. А нынче с самого утра она чувствовала себя как выжатый лимон. Голова кружилась, по всему телу разливалась противная слабость, а главное — невыносимо тошнило. Наверное, докатился желудочный грипп — он уже пару недель всех кругом косил.
Несколько дней назад Патрисия была в гостях у подруги, так там все только что переболели — и сама Стейси, и ее муж, и оба малыша. Хорошо еще, проходит этот грипп так же быстро, как и начинается: за день, самое большое, за два-три. Только этим Патрисия и утешалась утром, когда, едва встав с постели, чуть не свалилась от дикого головокружения, а уже в следующую секунду вынуждена была опрометью мчаться к «белому другу». Потом, правда, стало полегче, но все равно слегка пошатывало, на еду смотреть не хотелось, а обычно радующие душу запахи бабушкиной стряпни казались навязчиво-резкими, невыносимыми.
Патрисия поморщилась, но миссис Мей восприняла эту гримасу как реакцию на свои слова.
— И нечего морщиться! Я тебе правду говорю. Не будь ты такой упрямой влюбленной дурочкой, сама бы давно поняла. Вот хоть сейчас: утро субботы, погода на улице роскошная, люди кругом живут полной жизнью, а ты что? Так и просидишь одна-одинешенька только потому, что твой господин и повелитель не удосужился сообщить тебе о своих планах, а сама ты ничего решить не можешь, только под него подстраиваешься. И прошлые выходные дома просидела, и позапрошлые — ну сколько это будет продолжаться? У девушек твоего возраста друзей полно, у иных уж и семья есть, и дети. А ты всю жизнь прокукуешь в одиночестве, ожидая, пока твой принц соблаговолит тебя пальчиком поманить. А уж как поманит — стрелой летишь. Своих желаний у тебя нет и быть не может — как же, а вдруг их высочество надумает именно сейчас объявиться и осчастливить тебя… на пару часов.
Ровно в эту секунду и раздался звонок — как в какой-нибудь третьеразрядной пьесе. Через минуту Патрисия уже держала в руках узкую полоску бумаги. Телеграмма.
Миссис Мей неодобрительно покачала головой и поджала губы. Не требуется быть провидцем, чтобы понять, от кого телеграмма и что в ней написано. Конечно, от него, от этого красавчика Стивена Лоуберри — больше никто ее внучке телеграмм не шлет. И уж конечно никакая другая весточка не заставила бы лицо Патрисии так разительно перемениться. Изящные губы изогнулись в восторженной улыбке, в глазах засверкал огонь, на щеках снова зацвели розы.
— Ну что? — не дожидаясь, пока внучка сама объявит ей новости, ворчливо спросила миссис Мей. — Я так понимаю, сегодня ты дома не ночуешь?
Патрисия кивнула. Она была так счастлива, что даже не обиделась на язвительность в голосе бабушки.
— А завтра? — продолжила допрос почтенная леди.
— Завтра? — Патрисия беспомощно пожала плечами. — Еще не знаю. Это…
— Ну, разумеется. Не от тебя зависит. Послушай, Пат, а что-нибудь в ваших отношениях от тебя зависит? Я не перестаю восхищаться тем, как хорошо этот человек умеет устраиваться в жизни. Ну, кто бы не позавидовал? Молодая, красивая, умная и совершенно нетребовательная любовница — мечта любого прожигателя жизни. Послушай, милая, а тебе не противно думать, что таких, как ты, у него, верно, вагон и маленькая тележка? Ты уверена, что в те вечера и выходные, когда ты сидишь дома одна-одинешенька, он тоже один? Я вот в этом очень сомневаюсь!
Это было уже чересчур. Блаженное выражение мгновенно исчезло с лица молодой женщины. Миссис Мей даже призадумалась, не переборщила ли со своими упреками. Патрисия слегка пошатнулась на своем высоком табурете и судорожно вцепилась в край стола.
— Бабушка, ты просто не знаешь, о чем говоришь! Стивен ни за что не поступил бы так со мной!
— Ты уверена? — снова спросила миссис Мей, но уже чуть мягче. — Пат, милая, этот человек тебя не любит. Во всяком случае, не так, как ты его.
— Нет, любит, любит!.. И уж во всяком случае, я его люблю! И дорожу нашими отношениями! — Это была чистая правда. Пожалуй, единственное, в чем Патрисия была твердо уверена в их зыбких и ненадежных — права бабушка, ох, как права! — отношениях.
— Я бы не променяла его ни на кого другого! — пылко заключила она.
Но бабушка грустно покачала головой.
— Ой, Патти, разобьет он тебе сердце, как пить дать разобьет.
Разобьет? Сердце молодой женщины болезненно сжалось, точно примериваясь, легко ли его разбить. Нет, конечно же нет! Стивен ни за что не станет причинять ей боли, не станет. Во всяком случае — сознательно. Он не такой. Он хороший, он любит ее. Просто… просто он не готов еще обзавестись семьей. Сейчас он очень занят, слишком много работает и не в состоянии уделять должного внимания жене и детям, если они вдруг появятся. Он ведь и в самом деле работает чуть не круглосуточно. Шутка ли — стоять во главе целой сети крупных издательств, специализирующихся на выпуске самых разных журналов, от иллюстрированных изданий для семейного чтения до специализированных ежемесячников, посвященных тонкостям финансовой политики.
