Михаилом Ивановичем:
— Если уж делать карту, то большую, подробную, чтоб не стыдно было показать в Московском университете.
На том и порешили.
***
В составлении карты был занят весь курс. Державин распределил обязанности и всем дал поручения. А Михаил Иванович добился для своих воспитанников разрешения посещать городской архив и пользоваться старинными картами. Их копировали, увеличивали, сшивали воедино. Очертания границ Булгарского каганата переносили на огромное белое полотно, расстеленное на чердаке: больше нигде оно не поместилось.
Все лето гимназисты трудились на раскопках древних курганов. Когда сбор необходимого материала был окончен, Державин выбрал из своего отряда самых умелых чертежников и рисовальщиков для окончательного оформления карты. Это был тяжелый труд, приходилось часами рисовать, стоя на коленях или сидя на корточках. Причем все работы производились во внеурочное время. Если на раскопки мальчики отправлялись охотно, то торчать на чердаке, словно в тюрьме, вырисовывая крошечные поселения, леса, холмы, речки, ручейки и озера, им скоро надоело.
Потихоньку друг за другом гимназисты покидали своего командира. В конце концов заканчивать карту остались только Державин и верный его друг Неклюдов. Было видно, как трудно слабому здоровьем Митеньке бесконечно рисовать, ползая по гигантскому полотну. Но он не бросил своего товарища, остался с ним до конца.
Недаром в народе говорят: "Глаза страшатся, а руки делают". Всякому начинанию приходит конец, который, как известно, делу венец. Закончилась и работа над картой древней Булгарии. Она была свернута, бережно упакована в рогожу и отправлена специальным курьером попечителю Московского университета графу Ивану Ивановичу Шувалову.
Через месяц пришел ответ.
Директор выстроил гимназистов в актовом зале и торжественно поздравил их с окончанием сложной и ответственной работы. Потом огласил распоряжение его сиятельства. В письме Шувалов благодарил всех за подвижнический труд и велел наградить исполнителей. Членам державинского отряда было пожаловано по десять червонцев, а Митеньке Неклюдову сверх того вручили памятную медаль Московского университета "За труды в просвещении". Что касается командира отряда, то на него была прислана особая бумага. За успехи в составлении карты Гавриил Державин был зачислен в Петербургский инженерный корпус "кондуктором", то есть в звании выше унтер-офицера.
Отныне ему полагалось носить красный с золотыми пуговицами инженерный мундир. Веревкин вызвал в гимназию лучшего портного, тот снял мерки, и уже через неделю Ганя был экипирован должным образом.
Радости его не было предела! После выпуска можно сделать блестящую карьеру в Инженерном корпусе. Прощай, бедность! Отец мог бы им гордиться… Огорчала только разлука с Митей: тот с детства был записан отцом в Измайловский полк и должен был начать службу прапорщиком. Но еще предстояло полгода учебы.
— Все равно мы будем видеться в Петербурге! — строил планы Митя. — Эх, Мурза, ты представить не можешь, какое это чудо — столица! Совсем другая жизнь!
Слушая Митю, Державин вспоминал слова отца на смертном одре: "Главная моя вина в том, что не успел я в положенный срок съездить в Петербург и записать тебя в полк на выслугу…"
Гавриил перекрестился… Теперь душа батюшки успокоится на небесах: будущее сына обеспечено. До офицерского звания — полшага, а к инженерному делу у Гани и впрямь была немалая склонность. Не зря граф Шувалов отметил его среди всего курса.
Больше всех радовалась Фекла Андреевна. Ее дорогой мальчик, ее счастье, надежда и гордость, зачислен в Инженерный корпус. Его не будут до изнеможения гонять по плацу и заставлять тянуть носок сапога. И не придется ему в холод и зной стоять под ружьем в караулах или бегать с донесениями по квартирам командиров. Он будет учиться инженерному делу, а случись война, по его проектам станут возводить крепости, земляные валы, мосты, переправы… Вытирая слезы радости, мать в десятый раз перечитывала письмо Ганечки о том, какую великую милость оказал ему граф Шувалов.
***
Тем временем в России произошла смена власти. 25 декабря 1761 года умерла "дщерь Петрова", императрица Елизавета, и на престол вступил ее племянник, обожатель прусского короля Фридриха Великого, Петр Ш, урожденный Карл Петер Ульрих.
Вскоре в гимназию была доставлена депеша из императорской канцелярии. Ознакомившись с ней, Веревкин задумался и долго сидел, опустив голову. Потом распорядился вызвать Державина. Довольный возможностью удрать с урока, Ганя явился к Михаилу Ивановичу в новеньком красном мундире и по-военному стал во фронт. Ему недавно исполнилось восемнадцать лет. Он заметно прибавил в росте, плечи раздвинулись, синие глаза весело сияли, густые светлые волосы были заплетены сзади в косицу, перевязанную черной лентой.
— A-а! Это ты, Гаврюша, — ласково сказал Михаил Иванович. — Проходи, садись.
Державин сел у стола, открыто глядя на директора, а тот, напротив, почему-то отводил взгляд.
— Вот какие дела, дружок… Утром прибыл приказ из Петербурга… — Веревкин замолчал, почесал в затылке и отдал гимназисту бумагу: — На, прочти сам.
Юноша развернул мелованный лист, украшенный императорской короной. Он перечитал его дважды. В приказе Гавриле Романовичу Державину предписывалось… явиться в лейб-гвардии Преображенский полк для прохождения службы!
Как и где напутали с документами и кто был в этом виноват, он так никогда и не узнал. Ясно было одно: вместо Инженерного корпуса, он был зачислен в Преображенский полк рядовым гвардейцем.
Все радужные мечты вмиг рухнули. Его старания и заслуги, бессонные ночи, проведенные возле карты, — все оказалось напрасным. Он — солдат! И с этим ничего нельзя поделать. В бумаге имелась ссылка на приказ нового императора: всем преображенцам прервать отпуска и явиться к месту службы. В довершение всех бед приказ опоздал. Срок явки был указан 1 января 1762 года, а уже начался февраль.
Непослушными руками Державин медленно стянул с себя мундир Инженерного корпуса, аккуратно повесил его на спинку стула и молча вышел из кабинета.
Постигшую друга беду Митя воспринял как свою собственную. Он был в отчаянии. Им предстояла скорая разлука…
И кто знает, доведется ли свидеться вновь? Неклюдову предстояло окончить курс, а недоучившийся Державин должен был немедленно отправляться в полк. Первым порывом Мити было бросить гимназию и тоже рвануть в Петербург. И сколько Гавриил ни объяснял ему бессмысленность такой жертвы, тот упрямо твердил:
— Ты всегда мне помогал, и я тебя не оставлю. Разве ты не поступил бы так на моем месте?
Ганя покачал головой и сказал твердо:
— Будь я на твоем месте, то остался бы в гимназии и окончил курс. А потом поехал бы в Петербург и начал карьеру, уже имея офицерское звание. И в этом нет никакого себялюбия или предательства.
— Почему?
— Подумай! Ведь у тебя будет гораздо больше возможностей помочь мне, если ты сам будешь силен.
Митя задумался.
