мудрость питает каждое слово.
Но по-настоящему грустно ему стало потом, уже во время неофициальных поздравлений. Актриса Зандберг принялась весело и доверительно рассказывать всем, как именно появилась на свет пьеса Шварца «Ундервуд», связавшая его с ТЮЗом.
— Женя, вы помните? Неужели нет? Как вы могли такое забыть? Лизочка Уварова тогда лежала в больнице, и мы вместе с вами пошли ее навестить. И я стала невольной свидетельницей вашего разговора. Лизочка, такая бедная… в больнице. И вам стало жалко ее, помните? Вам захотелось ее утешить, и вы сказали: «Давай я напишу для тебя пьесу. Ты, Лиза, в моей пьесе будешь играть старуху, которая всех щиплет. А вы, Верочка, пионерку, которая растет каждый день и кажется выше своего роста». Вы пообещали, что пьеса будет написана буквально через неделю. Лиза вам не поверила, но вы очень твердо ей это пообещали. А потом принялись как-то безудержно шутить и хохмить. Я еще подумала: у него же осталась всего неделя, а он тратит время на эти шутки. Но оказалось, что вы уже тогда начали работу нал своим «Ундервудом», ведь все ваши шутки, все хохмочки, которыми вы развлекали нас с Лизой тогда в больничной палате, вы вставили в пьесу, ничего не упустили. И вы-таки успели написать пьесу за неделю! Помните, Женя? Неужели вы забыли?
Шварц ничего не возразил разговорившейся актрисе, но при этом все больше грустнел с каждым ее новым словом.
«Я не мог представить себе, что делалось в этой душе, — признавался он потом, — какой путь ей пришлось пережить за эти годы, чтобы до такой степени все забыть и научиться так подменять пережитое сочиненным. Что же такое прошлое? Для меня двадцатые годы все равно что вчера, а тут же рядом человеку в тех же годах чудится нечто такое, чего не было. И что творилось в душе этой пожилой недоброй женщины в те времена, когда была она безразлична, добра и молода?»
Особенно больно кольнуло Шварца то, что актриса, оказывается, совершенно не помнит, что начинающий влюбленный драматург писал свою пьесу (и писал очень всерьез!) вовсе не для Елизаветы Уваровой, которую никогда не навещал в больнице, а для нее, Зандберг! Видимо, чувства молодого Евгения были для этой женщины совершенным пустяком, раз она ничего не помнит о них.
О случившемся Шварц с горечью думал не один день. Недаром перед юбилейной церемонией его тревожил предстоящий праздник в его честь. Что будет в ТЮЗе? Не приехать бы слишком рано. Не опоздать бы. Но общее ощущение значительности не оставляло. «Против ТЮЗа чинят мостовую, так что выйти нам пришлось у глазной больницы, что меня огорчило. Вспомнил, как в 38-м году ходил сюда навещать внезапно ослепшего отца… В ТЮЗ идти было все еще рано. Небо совсем прояснилось, воздух после машины казался чистым. И мы пошли не спеша, гуляя по Моховой».
Иной читатель, возможно, удивится связи Моховой и ТЮЗа, здание которого расположено на Пионерской площади. Но хорошо знакомый современному зрителю Театр юных зрителей появился только в 1962 году, до этого он десятки лет находился на Моховой, 35, в здании бывшего Тенишевского училища.
Предприимчивый князь Вячеслав Николаевич Тенишев мечтал об открытии новой школы, которая будет принципиально отличаться от современной ему системы образования. Князь (без всякой надежды окупить затраты) заплатил огромную сумму за дорогой участок на Моховой улице. Вскоре эту улицу украсило новое здание в стиле раннего модерна, построенное архитектором Берзеном.
Училище включало два больших корпуса, которые соединяла стеклянная галерея. Новому учебному заведению было чем гордиться! Два лекционно-театральных зала, Зимний сад и оранжерея, обсерватория с телескопом, две библиотеки…
Поскольку училище подчинялось не Министерству просвещения, а Министерству финансов, появилась возможность ввести собственную программу. Здесь даже отказались от обычной строгой гимназической формы и оценок. Вместо того чтобы наказывать отстающих, с ними терпеливо занимались. Вообще, о детях здесь заботились так, как мало где.
Одним из «самых замечательнейших в Петербурге» назвал Тенишевское училище его выпускник, знаменитый Владимир Набоков, который с теплом вспоминал «гигантскую рождественскую елку, касавшуюся своей звездой бледно-зеленого потолка в одной из красивейших зал, и недельные пасхальные каникулы, когда завтраки оживлялись крашеными яйцами».
Правда, Набоков вспомнил и о том, как учителей раздражало, что он «приезжает в школу и уезжает из нее в автомобиле, тогда как другие мальчики, достойные маленькие демократы, пользуются трамваем или извозчиком. Один из учителей внушал мне как-то, что я, на худой конец, мог бы оставлять автомобиль в двух-трех кварталах от школы, избавив моих школьных товарищей от необходимости смотреть, как шофер в ливрее ломает передо мной шапку».
Мечтам князя Тенишева, не пожалевшего денег на создание принципиально нового учебного заведения, суждено было исполниться. Училище смогло воспитать множество не просто хорошо образованных, но внутренне свободных и замечательно талантливых выпускников. Владимир Набоков и Осип Мандельштам, Виктор Жирмунский и Лидия Чуковская, Николай Станюкович и Николай Бруни… Список имен можно продолжать…
Однако в 1918 году училище было передано в ведение Народного комиссариата просвещения, а в 1921 году здесь расположился Театр юных зрителей.
«Полукруглый зал бывшего Тенишевского училища, где ТЮЗ прожил сорок лет, — писал В. Н. Дмитриевский в монографии, посвященной истории уникального театра, — был выбран Брянцевым совсем не потому, что другого помещения в ту пору не нашлось. Амфитеатр соответствовал взглядам Брянцева на общественные, художественные и педагогические задачи театра, на роль актера, режиссера и зрителя в современном сценическом искусстве. В зале разобрали партер — образовалась орхестра диаметром около пятнадцати метров и амфитеатр на пятьсот зрителей. Отсутствие рампы и неглубокая сцена ставили театр перед необходимостью строить вертикальные композиции, осваивать сцену в высоту. Так возникло сочетание античной орхестры, шекспировской елизаветинской сцены и народного площадного театра».
Подводя итоги десятилетней работы ТЮЗа, Брянцев говорил: «Мало приблизить актеров к зрителю, надо окружить их зрителями, надо изменить привычные оптические условия старого партера, надо поставить актера на игровую площадку, окруженную зрителями».
Эта принципиальная установка Брянцева на единение зрителей и актеров, на «действенность» спектакля как непременное условие, отвечающее особенностям детского восприятия, решающим образом определяла дальнейшее формирование сценического стиля нового театра.
Первым спектаклем, поставленным в ТЮЗе, была инсценировка ершовской сказки «Конек-Горбунок», имевшая огромный успех.
Но руководитель театра Брянцев считал, что советские дети могут стать внимательными зрителями и более взрослого репертуара. И вскоре на сцене ТЮЗа шли уже несколько пьес Островского, которые великий драматург писал явно не для пионеров. Но любым спектаклям на сцене ТЮЗа было свойственно игровое, почти карнавальное начало.
Так, Дон Кихот и Санчо Панса, например, разъезжали на трехколесных велосипедах,
