даже глаз не раскрыла.
— А я уж думал, порвал он вас там, — обиженно сказал здоровила.
— А? Нет, — Дым плеснул в лицо невидимой водой.
— А этот с вами кто? — уставился кузнец на Янтаря. Дым наклонил голову к плечу, разглядывая спутника так, будто видел впервые:
— А… человек один. Забрел на болота и… попался, — лекарь почти беззвучно хмыкнул. — Оборотень его в логовище держал. Видать, хотел употребить с голодухи. Чуть вовсе не убил. Ну, так мы его спасли заодно… Эриль, она такая, завсегда спасет.
Янтарь только глазами хлопнул, речь у него отнялась.
Кузнец откашлялся:
— Гм… да… Недаром тебя спасительницей кличут. Заготовки принесли?
Эриль, не открывая глаз, наугад подтолкнула носком сапога клинки, обернутые мешковиной.
— Ну, коли вправду оборотня сложили…
Мастер Матей утопал, заскрипев воротами, и отсутствовал, казалось, целую вечность. Должно быть, раскапывал в углу обещанное серебро.
Дыму попробовал деньги на зуб и, повозившись в сумке, упрятал к наконечнику из серебра. Кузнец же потряс Эриль за плечо. Она болезненно сморщилась и, наконец, открыла глаза.
— Держи, — Матей подал ей меч в потертых ножнах. — Еще надо чего?
— Баньку бы, — лекарь молитвенно посмотрел на чистое небо. — Вишь, извозились как в твоем болоте. На краду кладут краше.
Оценил высоту солнца над окоемом.
— А то так есть хочется, что переночевать негде.
— Угу, — буркнул Матей. — Скажите Сойке в деревне, она спроворит.
И без лишних слов вернулся к работе.
— Дай хоть глянуть, что он тебе вынес, — тут же пристал к подруге Дым.
— А ты разве разбираешься? — уронил Янтарь.
Эриль потянула из ножен меч — короткий, прямой, с простой крестовиной и обмотанным полоской кожи череном. Отполированный до блеска клинок слабо отсвечивал голубым.
— Парный тому, что… пропал, — она сглотнула.
— Вернем, — отозвался Дым без малейшего сомнения и протянул руку Янтарю. — Ну, идем. А то как бы без обеда не остаться…
На столбах, подпирающих заднюю калитку в усадьбу кузнеца, болтались волчьи черепа. Янтарь оглядел их, ядовито хмыкнул и толкнул створку. Двор оказался, неуютным, неприглядным и пустым. То есть, рылись в полувскопанном огороде под яблонями и вишнями курицы и возлежал в мяте под окошками котяра невероятных размеров. А людей — не было.
Громко взлаяв, кинулась под ноги гостям собачонка-звоночек, но тут же осела на хвост и стала отползать, издавая придушенные хрипы. Янтарь еще гаже оскалился и прошел по меже между грядами к дому. За окном что-то мелькнуло, колыхнулась занавеска, и опять снизошло жутковатое спокойствие, разорванное громким Дымовым: «Кыс-кыс». Котяра в мяте потянулся: плюя и на лекаря, и на оборотня, и легким прыжком ушел на крышу дровяника. Лекарь обиженно посопел и потянул за щеколду. В сенях витал мучной и картофельный дух, было прохладно и сумеречно. Эриль запнулась о свиное корыто, и в треугольном закроме напротив двери зашуршала зерном спугнутая мышь.
Гости постучались, помедлили, разглядывая между стропилами пыльные лучи, и хотя никто не отозвался, вошли. Сойка сидела у окна. Подпирая подбородок ладонью, теребя растрепанную косу. Громко сопела, прикидывалась, что никого не замечает и что самое важное происходит во дворе, а не в доме у нее за спиной.
— Торарин в помощь, хозяюшка.
Сойка дернула плечом — точно муху отгоняла.
Съестным в доме не пахло. Лицо лекаря вытянулось, но при взгляде на кровать — здоровый короб на половину комнаты с резными спинками и грудой пышных подушек — снова расцвело.
Дым прямо-таки пожирал кровать взором, воображая, должно быть, как растянется на сеннике, хрустком и колком от вылезающих травинок. Как засопит, обнимая все подушки разом, свернувшись под серо-белой, полосатой, словно кошка, периной. К полосатым кошкам маг бывал особенно нежен.
А может, не один будет греть и мять постель. С конопатой Сойкой не слюбится, так не последняя девица на село. От мыслей этих он лукаво разулыбался, так что морщинки собрались у глаз, заставив потрескаться присохшую грязь, а губы растянулись до ушей. Лекарь жмурился и только что не мурлыкал, приговаривая:
— Это вам не на муравейнике; не в грязи ночевать…
— Угу. Вот оно, счастье.
Пока мужчины презрительно фыркали друг на друга, Эриль подошла к ритуальной чаше в углу, над которой покачивался искусно выкованный кораблик с огоньком внутри. Омочила кончики пальцев, плеснула в лицо.
Позади Сойка брякнула заслонкой печи, вытянула на стол котелок. По комнате поплыл мясной и капустный дух. Девица громко, напоказ, закашлялась, зажала рот углом платка, накинутого на плечи, и сиганула к окну. Поддев плахту с сорочкой, встала на лавку круглыми коленями. Мелькнуло молочное бедро.
Янтарь, скривившись, опустил глаза. Эриль приподняла бровь. А Дым шагнул к прелестнице.
— И?
— Поговорить нужно.
— Говори.
— При них?
— А что?
— Стыдно мне, — щеки Сойки зарделись. Впрочем, рыжие всегда легко краснеют.
— Нам выйти? — оборотень задумчиво черпанул ложкой из котелка и подул, чтобы скорей остыло.
— Сидите, — лекарь подхватил рыжуху под руку и вывел в сени, оставив дверь приоткрытой. Там Сойка сразу же попыталась пасть ему на грудь. Дым отстранился:
— Так, давай без этого. Я злой, когда голодный. Да и в баньке попариться хотелось бы. Неделя на холодном болоте — так и захворать недолго.
Девушка громко всхлипнула и засопела.
— Ты меня совсем не любишь? А ведь кралей и лапушкой звал…
Эриль с оборотнем, всерьез принявшиеся за тушеную капусту, обменялись смешливыми взглядами.
— Давай ближе к телу.
— Да куда уж ближе? Чижолая я!
Упало молчание.
— Если ты полагаешь, что я младенчиков извожу… — с угрозой начал Дым.
— Я замуж за тебя хочу!
В сенях что-то брякнуло. Янтарь уронил ложку и закрыл лицо ладонями. Эриль неодобрительно покачала головой.
— Так, рыжая! Я жениться не хочу и не собираюсь, — пробасил лекарь сурово и откашлялся. — Ни на тебе, ни на ком-либо еще.
— А за амбар…
— А за амбар ты шла по взаимному согласию.
— Но ребеночек…
— Я лекарь, милая, — загромыхал Дым — Я на сажень в землю вижу! Как миловались мы — прошла неделя, а пузо у тебя все три…
— Ой!.. Тятенька меня убьет!
— А ты это юнцу тому прыщавому скажи, с которым в кустах пыхтела. Подозреваю, он и есть отец.
— Так не будешь жениться? — провизжала Сойка, срывая голос. — Ну так сам себе баню готовь, кровосос! — и выскочила из дому, хлопнув увесистой дверью.
Совсем не сразу лекарь воротился в комнату. Он пыхтел и бурчал словно бы про себя:
— Вот кошка ошпаренная! — и сразу направился к столу. Но не успел схватиться за ложку, как Эриль огорошила вопросом, сердито сузив глаза:
— Ты ей говорил, что волшебник?
— Я? Не! Сама себе вбила в голову.
