такое? Чёрт, опять это… Я, протирая глаза кулаком, сел на кровати. Впрочем, это не кровать была вовсе, а сундук. Я спал на сундуке, том самом, на котором мы ели.
Туземец стоял голый по пояс, пританцовывая от нетерпения, и смотрел на меня требовательно.
– Сколько можно спать, побежали!
С обнаженным торсом он выглядел ещё внушительней, с такой античной мускулатурой и безобразным шрамом справа – там, где кончаются рёбра. Выглядел шрам так, словно в этом месте была когда-то нешуточная рана, и в этой ране банда неумелых хирургов ковырялась всяк на свой лад.
– Погоди, – сказал я. – Я не хочу бежать куда попало. У меня дело есть.
– Дело? – тут же откликнулся он. – Рассказывай.
– У меня сын пропал.
– И ты из-за этого переживаешь? – он глядел на меня с любопытством.
– Да, – сказал я. – Я из-за этого переживаю.
– Интересно, интересно, – он даже пританцовывать перестал. – Расскажи.
– Его увёл бабайка. Ну, такое создание…, – начал объяснять я, увидев недоумение на лице собеседника. – Похоже на плюшевого медвежонка.
– Плюшевого?
– Ёкалэмэнэ… Это… – я пощелкал пальцами, – такая искусственная ткань…
– Искусственная?
– Стоп, погоди, – я почувствовал, что надо бы взять паузу. И потом, подумалось вдруг мне, плюш-то не обязательно искусственный. Но вслух я об этом говорить не стал. Так я и сам запутаюсь, и его запутаю.
– В общем, так. У меня пропал сын. Я хочу его вернуть. Для этого мне надо найти существо, похожее на игрушечного… на маленького медвежонка в очках. Оно умеет говорить, и с ним должен быть мой сын.
– Очень может быть… может то, что надо, – пробормотал он. Видимо удивление явственно проступило на моём лице, потому что он неожиданно пустился в объяснения.
– Понимаешь… это сложновато объяснить в двух словах. Я… я думаю, что был за что-то наказан. И меня забросили сюда. Без памяти, – тут он неожиданно улыбнулся. – Ничего не помню… только знаю, что должен делать какие-то поступки. Не знаю какие, – он растерянно развёл руками и улыбнулся.
И я увидел, что у него голубые глаза.
Но он тут же моргнул, и глаза стали тёмно-оранжевыми.
– Ладно, пошли, – сказал он.
– Куда?!
Наверное, показалось.
– Попробую тебе помочь. Спросим у кое-кого, глядишь, и получим ответы.
А собственно, на что мне было рассчитывать?
Под лежачий камень вода не течёт, так ведь? Но сначала надо хотя бы…
– Извини, пожалуйста, всё как-то случая не было… Григорий, – и я протянул ему руку.
Он посмотрел на протянутую руку, хмыкнул и вышел из хижины.
По-моему, он меня не понял.
IV
Бардак какой-то. То есть более подходящего слова в моём лексиконе попросту нету.
Беспорядочно стоящие дома.
Беспорядочно разграфленная полями равнина.
Беспорядочно передвигающиеся люди.
И мы бежали от дома к дому, и задавали этим людям один и тот же вопрос: вы не видели маленького говорящего медвежонка?
Хотите знать, как это выглядело? Давайте тогда, к примеру, возьмём пекаря.
V
– Эй, пекарь! Ты мальчика не видел? С говорящей игрушкой?
Обалдеть, подумал я, вот простота, нас же засмеют.
– С какой игрушкой? – пекарь, похоже, нисколько не удивился, знай мял большой деревянной лопаткой тесто в кадушке. Хорошо мял, мускулы так и ходили. И сам всё время шевелил ногами, словно пританцовывая на месте.
– Медвежонок в очках, – сказал я.
– Он плохо видит?
– Кто? – удивился я.
– Медвежонок, – сказал пекарь.
– Это игрушка, – пояснил мой компаньон.
– А зачем тогда ей очки? – подумав, спросил пекарь.
– Может, он читает много? – спросил мой компаньон у меня.
– Почему читает? – находчиво ответил я вопросом на вопрос и вытер пот – у пекаря было жарко.
– Ну, – пожал плечами мой компаньон. – Он же разговаривает.
– Игрушка? – спросил пекарь.
Началось, подумал я.
– Ага, – сказал компаньон.
– Ну и что, – сказал пекарь. – Подумаешь, разговаривает.
– Но ведь он в очках, – упорствовал мой компаньон.
– Вообще-то не знаю, – сказал я. – Может и читает.
– Ха, – сказал пекарь. – Любознательная игрушка. У кобры тоже очки, так может она тоже читает?
– Да, кстати, – сказал мой компаньон. – А где у него очки? На глазах?
– Да, – сказал я.
Д’Артаньян почувствовал, что тупеет, вспомнилось вдруг.
– А у мальчика? – спросил пекарь.
– Что у мальчика? – переспросил мой компаньон.
– У мальчика есть очки? – терпеливо спросил пекарь.
– У мальчика есть очки? – тут же обратился ко мне мой компаньон.
– Ему четыре года всего, – сказал я.
Эти двое переглянулись.
– Туповат, – сказал пекарь.
– Он нездешний, – сказал мой компаньон.
– Слушай, перестань, а? – сказал пекарь, и встал покрасивше. – Что за неприязнь такая к неместным? Они что, тупее всех? Надо быть терпимее. Только снисходительность к недостаткам других позволяет нам становится лучше…
– Ты не ответил на вопрос, – снова обратился ко мне мой компаньон, не обращая внимания на спич пекаря.
– Какой вопрос?
– У мальчика есть очки? – спросил мой компаньон. С ласковыми такими интонациями. Так говорят с тяжелобольными. Попейте бульончику, давайте пописаем, вы что, с ума сошли – никакого пива, вы узнаёте этого человека? и так далее…
– Нет, – сказал я.
– Тогда не видел, – сказал пекарь. – Обратитесь к лекарю. Он везде бывает.
– Спасибо, – сказал я. Повернулся к выходу и увидел, как шустро выбегает из хижины пекаря мой компаньон.
VI
Мы бегали по улицам битых два часа. Впрочем, как я уже упоминал, улиц, в нашем понимании этого слова, тут не было.
Хаотичное нагромождение домов. Я даже не понял, кончается где-нибудь это поселение или так и тянется за горизонт.
Лекаря видели везде. Везде он «только что был, да ушёл». И направления, куда он ушёл, нам показывали самые разные. Вследствие этого были места, мимо которых мы пробегали несколько раз.
Одно меня смущало – все, кого мы видели, производили впечатление людей на редкость здоровых. Зачем здесь нужен лекарь, было для меня загадкой полнейшей.
– Ладно, пока хватит, – неожиданно мой компаньон остановился. – Хочется есть и скоро ночь. Пошли домой.
Очень кстати, подумал я, поскольку усталость валила меня с ног.
И мы пошли домой.
Поправка: понеслись легкой рысцой.
VII
Хороший ужин – это хорошо. Хороший ужин и интересная беседа – это уже удовольствие.
А так себе ужин и интересная беседа – это как? Тут, наверное, всё зависит от того, насколько беседа интересна. А это, надо признать, была очень познавательная беседа.
Так вот, говоря попросту, это мир хаоса.
Государств нет. Они даже слова такого не знают.
Каждый сам за себя. Они настолько индивидуалисты, что у них даже имен нет. Ведь твоё имя нужно не тебе, а тому, кто с тобой общается.
И никому не приходит
