прокричал Лисенков, сидевший на заднем сиденье.
— Поехали, поехали! — заторопил Петухов.
Он вылез из машины и втолкнул в нее Куницына и Ремизова. Андрей упирался, но все-таки сел.
Петухов ловко вертел баранкой, пока они наконец из переулков не выехали на главную магистраль.
— Что ж, не уговорили новенького? — с ехидцей спросил Лисенков.
— Видать, идейный! — хихикнул Петухов. — С нами не потащится.
— Ничего, приучим, — многозначительно произнес Лисенков.
Эта его многозначительность не понравилась Ремизову, но он промолчал. Ему было невесело: в школу не пошел, домой тоже. Жена будет пилить, это факт. Он представил себе худенькую, всегда занятую чем-нибудь Нину, и ему стало жаль ее.
Петухов ехал лихо, обгоняя машины. Куницын смотрел вперед, с лица его не сходила улыбка. Ему мало доводилось ездить в легковых машинах, и теперь его переполнял какой-то восторг.
Свернув в переулок, Петухов подкатил к собственному гаражу. Вышел из машины, зачем-то осмотрел одно колесо, потом другое, ударил ногой по сильно изношенной шине и жалобно проговорил:
— Скаты-то совсем лысые, сменить давно надо, да где их достанешь? — Он шумно вздохнул, потом достал ключи, открыл железную дверь гаража.
Гараж был просторным. В одном углу стоял слесарный верстак, в другом — компрессор, от него тянулся резиновый шланг с распылителем на конце. Здесь же стоял сварочный аппарат. Ремизов знал, что Петухов ремонтировал и красил частные машины, но не представлял, до какой степени у него все механизировано.
— У тебя целая мастерская, — не удержался он.
— Какая мастерская? Люблю, чтоб под рукой все было. Себе что починить, друзьям. Машину-то надо как-то оправдать… Ну пошли, пошли, — он оттеснил Ремизова от двери гаража.
Они поднялись в квартиру Петухова. Хозяин усадил всех за стол. Вошла жена, полная, грудастая, коротко подстриженная, что мало шло к ее круглому лицу.
— «Самоплясу»! — распорядился Петухов.
Она повернулась на толстых ногах и вышла. Через минуту вернулась и поставила на стол две бутылки с желтоватой жидкостью.
«Самопляс» был настоян на меду, пился легко.
— Ну как? — улыбнулся Петухов.
— Высший сорт! — воскликнул Лисенков, на лице которого от выпивки появились красные пятна.
— Куда твой коньяк! — проговорил Куницын, он явно захмелел. — Тот клопами пахнет, а это — амброзия!
Лисенков, запрокинув голову, захохотал.
— Коньяк с ханкой перепутал, три косточки за три звездочки посчитал, — съязвил Ремизов. — Смотри, жену не перепутай, попадешь к другой — глазунью состряпает.
Лисенков затрясся от хохота. Достав платок, он вытер выступившие от смеха слезы. Умильно посмотрел на Петухова.
— Душа у тебя, Сеня, широкая, все для товарищей делаешь.
— А то как же? — ответил тот, вновь наполняя стаканы.
— Да-а, дружба — это все, — сказал Лисенков, — ради нее надо на все идти.
— Мы так и делаем, — пьяно отозвался Куницын.
В отличие от своих приятелей Ремизов не был особенно пьян.
— А что такое дружба? — спросил он, в упор глядя на Лисенкова.
Тот стал загибать короткие толстые пальцы:
— Дружба деньги делает, от нищеты бережет, друзей выручает, врагов побеждает. Вот что такое дружба!
— Понятно… — мрачно сказал Ремизов и залпом выпил стакан.
Куницын закусил зубами папироску и, похлопывая по карманам, стал искать спички. Петухов поднес ему свою и, словно невзначай, спросил:
— А чья это у вашего дома стоит легковая машина?
— Кажись, инженера одного. — Прикурив, Куницын с сожалением оглядел опорожненные бутылки.
— Его что, дома нет? — не отставал Петухов.
— Намедни в командировку уехал.
Петухов сделал удивленное лицо:
— Скажи, в глухом переулке без надзора стоит машина! На ловких разуть ее — пять минут. — Он поглядел на Куницына. — А шины сейчас… Я бы, например, по рыночной цене сразу деньги на бочку выложил, вдобавок пьяным напоил. — Он провел ребром ладони по горлу. — Во как нужны скаты! Мои-то, сами видели, лысые. А дела-то — пять минут.
— За пять минут четыре колеса не снимешь, — не зная, что возразить, проговорил Куницын.
— Одному, может, и не разуть, а вдвоем: минута — и колесо у нас. Это я хорошо знаю. Сам снимал.
— Со своей или с чужой машины? — прищурившись, спросил Ремизов.
Петухов пожал плечами:
— Не все ли равно — с какой? Я говорю: дела-то — минута.
— А по-моему, разница существенная, — сказал Ремизов.
— Д-а-а, — мечтательно протянул Лисенков. — На новых скатах можно в любой город махнуть. Выбраться на лоно природы, с хорошими бабами устроить пикник. Или на рыбалку. А то за грибами всей компанией. Я люблю компанию.
— Я тоже люблю компанию, — Ремизов взял папиросу из пачки, помял пальцами. — Но не всякую.
— Зачем всякую? — засмеялся Лисенков. — Свою компанию. Я, да ты, да он, — кивнул он в сторону Куницына. — Разве плохая компания? Ребята свои…
Ремизов чиркнул спичкой, зажег папиросу и, затянувшись, тяжелым, сумрачным взглядом посмотрел исподлобья на Лисенкова:
— Я бы на вашем месте нас с Куницыным в компанию не принимал.
— Это почему же? — насторожился тот. — Вы же чудеснейшие ребята! — Он покачал головой: — Плохо о себе думаешь, Андрей.
— Я-то ладно, другие так думают, — накаляясь сказал Ремизов.
— Чудишь, — Лисенков деланно улыбнулся.
— Не знаю, кто чудит. — Ремизов вдруг достал из кармана деньги, которые занимал у Лисенкова, кинул их на стол и встал. — Спасибо за компанию, за все прочее. — Он положил Куницыну руку на плечо. — Поехали.
Они стали спускаться по лестнице. Ремизов шел в хмуром молчании.
— И кто мог подумать? — сказал Куницын, когда они вышли из подъезда. — На воровство гады подбивают.
— Так просто у них ничего не бывает, — процедил сквозь зубы Ремизов. — Хорошо, что гладко обошлось. Были бы в пивной, тому и другому в морду бы заехал. — Он остановился в нерешительности. — Что же делать? Ехать домой в таком виде? Что скажет жена? — Андрей наморщил лоб, соображая, куда бы податься. — Стоп! — воскликнул он и потянул за собой Куницына. — Поехали…
Они отправились к старому знакомому Андрея, голубятнику дяде Антону, железнодорожнику, ремонтнику вагонов. Андрей тоже держал голубей и с малых лет прямо-таки боготворил дядю Антона. До армии все свободное время проводил у него. А теперь давно уже не заглядывал, хотя жил рядом.
Андрей сидел в автобусе, вспоминая детские годы. Когда он был еще совсем маленьким, дядя Антон подарил ему пару белых как снег голубей. Помог соорудить голубятню. Вскоре голубка отложила яйца и вывела двух детенышей. Андрей из школы сразу бежал к ним. Влезал на голубятню, любовался птенцами, ухаживал за ними, кормил, не жалел денег на корм, экономя на мороженом и кино. А голубиное племя разрослось. Не успели научиться летать первые птенцы, как на свет появились два новых. Потом дядя Антон подарил ему пару крестовых. Андрей, стал настоящим голубятником. Понимал в голубях толк, ездил на Птичий рынок, обменивал их, отводил с ними
