Стадо пробежало, не иначе. Цивилизацией здесь даже не пахло.
Клуб пустой. К счастью, никто не пострадал. Но зачем же тогда стреляли?
Рустам сжимает мою руку крепче, и я спешу за его размашистыми шагами. Он злится. Его чуйка ведет нас к барной стойке, и она не подводит.
За стойкой — незнакомый мужчина. Молодой, ему меньше двадцати пяти. В полной тишине клуба — мрачного и одичалого — он разливает алкоголь по бокалам.
Бокала три.
А рядом лежит пистолет. Что-то мне подсказывало, что это он породил выстрелы.
Я поняла. Это его план остаться один на один с хозяином клуба.
Он точно самоубийца.
— Альберт, я дружелюбный хозяин. Но тебя убью! — прорычал Рустам.
Взгляд «Альберта» устремляется не на Рустама. На меня. в первую очередь.
Незнакомец улыбается, но от улыбки веет холодом. Взгляд его скользит по волосам моим и мужскому пальто, накинутому впопыхах. Хочется прикрыться от взгляда раздевающего.
В конце его глаза тормозят на моей руке, которую Рустам крепко сжимал.
— Твоя новая? — кивает на меня.
Гость отрывает взгляд от меня так резко, будто я вовсе перестала существовать, и вновь отрешенно разливает жидкость по бокалам.
— Угощайтесь.
— Угощаю здесь я, — цедит Басманов.
Рустам достает пистолет и в два счета оказывается напротив стойки. В висок гостя упирается пистолет. Представляю примерно, что он чувствует. Саму тоже трясло.
— Смертник ты, Альберт. Грохнут тебя когда-нибудь за произвол, что ты творишь.
— Я смертник, но умру явно не сейчас, — ухмыляется Альберт.
Рустам чертыхается, но пистолет опускает. Я понимаю, что незнакомец — важная персона. Не главная, но важная.
Альберт улыбается — почти миролюбиво. Делает глоток алкоголя, и Рустам тоже хватается за бокал.
Не боится пить из рук того, кто устроил погром в его клубе?
Что, черт возьми, здесь творится? Кто такой Альберт?
— Так что, Рустам? Твоя женщина?
Рустам оборачивается, словно давно забыл обо мне. Его черные глаза впиваются в пальто — вспоминает, что накинул его на обнаженное тело. В глазах его тут же появляется блеск. И азарт.
Улыбается уголками губ, руку протягивает и меня за талию ухватывает. Полы его пальто раздвигаются, холодок касается кожи. Дверь в клуб полуоткрыта, здесь будто случился террор.
Но мужчину с деньгами не волнует вопрос реставрации. Хотя вдруг после такого погрома он согласится взять от меня деньги?
Мысленно даю себе пощечину. Замолчи, Полина. Жить хочешь — замолчи. И не вздумай больше предлагать.
— Моя. Понравилась?
Я утопала в чертовом пальто. А когда села на высокий стул, оно и вовсе сморщилось крупными пластами так, что оголило тело. Больше, чем было позволено.
В один миг Басманов запахнул его иначе. И взглядом одарил туманным, ревнивым.
— Своим не делюсь.
Он произнес это, смотря мне в глаза.
А я так и не поняла, где мы перешли грань из долга в вечную любовь.
Когда успело все так перевернуться?
Я нахмурилась. А Басманов и знать не хотел, о чем я думаю. Ему принадлежу, и все на этом. Другое мнение не интересно.
Он произнес это, смотря мне в глаза.
А я так и не поняла, где мы перешли грань из долга в вечную любовь.
— Своим не делюсь.
* * *
— Не претендую, — тихо ответил Альберт, но взгляда от меня не отвел, — я зачем пришел, Рустам…
Я оглядываюсь на погром. Что сказать… пришел так пришел.
Такой визит в пару миллионов точно выйдет. Надеюсь, ко мне такой гость никогда не заглянет. Я же потом с кредитами на ремонт не расплачусь…
— Не тяни, — Басманов злится.
— Мне не ты нужен, Рустам. А твой брат. Но он упорно не хочет со мной говорить.
Рустам крепко сжимает дорогой хрусталь в своих руках. Хозяин по жизни. Кто я рядом с ним?
— Не мудрено. Ты ему череп разбил, а он тебе пулю в лице оставил.
Только сейчас замечаю шрам на лице гостя. От шока не заметила, но сейчас он бросился в глаза. Я сделала испуганный вдох.
Шрам сильный. Глубоко. И навечно.
Шрам возле губы создавал ощущение, будто кожа друг на друга наложена. Альберт улыбнулся, поймав мой испуганный взгляд, но его левая сторона осталась неподвижной. По коже побежали мурашки, а затем я почувствовала боль в руке.
И поморщилась.
Рустам разозлился, ведь я засмотрелась на гостя. Зря он инструктаж проводил, что ли…
— Чего разглядываешь? Посмотрела, и хватит, — сжимает мою руку.
Опускаю взгляд. Его сильная рука сжимает мою, а затем расслабляется и поглаживает нежно. Так нежно, что на душе становится паршиво.
Во что ввязался брат? Неужели любовь и минутная слабость похоти стоили той жести, что произошла в нашей жизни? Жила и не знала Басмановых, а теперь…
— Зачем тебе мой брат? — Рустам возвращается к теме.
Альберт долго молчит, а затем передо мной появляется бокал.
— Рустам, ты забыл о манерах. Девушку нужно угостить.
Я вздрагиваю и едва не вскрикиваю. Одним взмахом руки Рустам откидывает от меня хрусталь. Бокал исчезает с моих глаз. Бьется где-то за стойкой, осколки его разлетаются в стороны.
— Она не пьет! — голос бьет наотмашь.
Что ж. Хорошо.
Он все решил. Я не пью. Его женщины не пьют, теперь я знаю немного больше.
— Даже взглядом не трогай ее. Говори, зачем пожаловал, или проваливай. Зачем тебе Давид?
Альберт мне не нравился. Не нравился больше, чем Рустам, потому что Басманов прямолинеен. А гость — хитер. Он мало говорит, но много думает.
Кто много думает, тот опасен. Кто мало говорит — тем более.
Голос Альберта меняется. Он тоже злится, ведь его за человека здесь не считают. Обходятся грубо, гостинцы не принимают.
— У Давида невесту хотят отобрать. Хочет вернуть — пусть меня найдет.
Размашистым движением Альберт ставит бокал на стойку. Янтарная жидкость выплескивается ему на руку. Я вновь поднимаю взгляд, несмотря на опасность, затаившуюся рядом.
Альберт смотрит прямо на меня.
Одну секунду. Две. Три.
И собирается уходить.
— Ты про Шаха? — окликает Рустам, — Диана наша. В Москву везут девочку, вроде.
Альберт улыбается. С превосходством.
