– Надо же! – воскликнул пират. – А у кошечки, оказывается, есть коготки… Но состричь их не составит труда.
Он схватил ее за руку – грубо, по-хозяйски – и потянул на себя.
– Отпусти меня, кретин! – вскрикнула девушка, но не смогла вырвать руку из железной хватки пирата – она оказалась слишком сильной и жесткой.
Капитан не выдержал. Сорвался с места как ошпаренный и, быстро оказавшись рядом с ними, с размаха ударил матроса в челюсть. Тот повалился на палубу и застонал от неожиданной боли.
– Проси у леди прощения, – холодным, приказным тоном произнес Жак.
Матрос злобно окинул капитана взглядом, хотел возразить, сказать какую-нибудь колкость, но под его тяжелым взглядом быстро стушевался и, потирая ушибленный подбородок, посмотрел на девушку.
– Прошу простить меня, – едва слышно выдохнул он.
– Увижу тебя или кого-либо еще рядом с леди Донован, – продолжил капитан, сверля взглядом матроса, – отхватите по двадцать ударов плетью.
Мгновение на палубе царило молчание – тягостное, напряженное. Но вскоре пират поднялся на ноги и, без страха глядя на Жака, недовольно воскликнул:
– Почему мы должны страдать из-за этой… девки?! – Кажется, удар капитана не усмирил его, а напротив – больше раззадорил. – Мы тоже можем веселиться с ней. Ты обязан делиться добычей! Разве я не прав?
Он окинул взглядом всех матросов, столпившихся на палубе. Некоторые утвердительно закивали головами. Послышались недовольные перешептывания.
Жак не смотрел на Клэр, но чувствовал ее внимательный, тревожный взгляд. Мужчина стиснул зубы и на скулах у него заходили желваки.
– Это моя доля! – процедил он. Пираты удивленно уставились на него. – Все слышали?! С прошедшего абордажа я забрал свою долю! Все остальное, что находится в трюме, в вашем распоряжении. Черви гальюнные, на эти деньги вы повеселитесь с десятью такими женщинами!
Напряжение на лицах пиратов вмиг сменилось радостью, восхищением; они начали довольно обмениваться идеями о том, как они потратят полученное золото. А Жак, пользуясь представленным случаем, взял Клэр за руку и потащил за собой в каюту.
***
У меня вся жизнь перед глазами пролетела, когда капитан Рэкхем втащил меня в свою каюту и, закрыв дверь, остался стоять ко мне спиной. Сердце отчаянно стучало в груди, а в голове до сих пор звучали властные слова мужчины: «Это моя доля!». Я сцепила руки в замок и, поджав губы, неотрывно смотрела на его большую напряженную спину. Видно было, что он злится. Его массивные плечи нервно поднимались и опускались, дыхание было тяжелым. Наконец, он обернулся ко мне, заставив невольно отступить на шаг. Полы его черного кафтана подрагивали в такт его движениям.
– Разве это так сложно – спокойно посидеть в каюте? – мерным голосом спросил капитан.
Лицо его было спокойным и невозмутимым, но в глазах было столько ненависти и злости, что это ощущалось физически. И лучшим решением в данной ситуации было бы молчать, как рыба в воде, но волна негодования захлестнула меня, и я хмуро бросила:
– Почему я должна отсиживаться здесь? Я хочу дышать свежим воздухом, а не сидеть как затворница в четырех стенах!
Зря я это сказала. Зря вообще осмелилась показать свой характер. Передо мной стоял не отец, готовый исполнить любой мой каприз, а жестокий, хладнокровный мужчина, не терпящий возражений и непослушания со стороны женщин. Лицо его вытянулось от удивления, он судорожно сглотнул и пригвоздил меня взглядом своих глубоких карих глаз.
– Вам осталось сидеть здесь от силы день, дальше вы будете проводить время на суше, ожидая письма от дяди.
– Это не значит, что этот день я должна задыхаться в вашей каюте, – проворчала я, сдерживая собственную злость на капитана.
– Ведете себя как капризная старуха-подавальщица в харчевне.
Брови мои удивленно взмыли вверх. Кажется, капитан сразу пожалел о своих словах, выражение его лица смягчилось, но это не остановило мое желание нагрубить ему в ответ.
– Большего я и не ожидала услышать от такого жалкого пирата, как вы! – выплюнула противные мне самой слова на одном дыхании.
Лицо капитана вновь приняло жесткое, почти хищное выражение, и он в один шаг преодолел расстояние, разделявшее нас, схватил меня пальцами за щеки, больно надавил, заставляя посмотреть ему в глаза. Дыхание мое участилось, а сердце перепуганной птицей заметалось в грудной клетке.
Я недовольно сопела, наблюдая за тем, как его горящий взгляд блуждает по моему лицу. От мертвой хватки капитана кожу неприятно жгло. Было больно. Но я молчала, продолжала просто смотреть на него, стараясь не выказывать страха. Чувствовала его тяжелое дыхание и видела неподвижным, затуманенным взором, как гневно сверкают его глаза.
Внезапно он наклонился ко мне так близко, что у меня сперло дыхание, закрыл глаза, и я ощутила прикосновение его темно-русых волос к своему лицу. Так он стоял долго, неподвижно, медленно ослабляя хватку. А затем и вовсе отпустил меня, осторожно прочертил горячей ладонью плавную линию от подбородка до ключицы, и его рука замерла у основания шеи.
Меня охватил жар. Его касания вызвали дрожь во всем теле, ладони стали влажными и внизу живота появилось ощущение вроде щекотки. Я испугалась этих новых ощущений; сладостное, волнующее чувство захлестнуло меня, словно теплая волна стала медленно подниматься вверх по телу. Мгновенно пришло осознание, что я желаю коснуться груди капитана в ответ, но я с большим усердием подавила в себе эту слабость и лишь продолжила неподвижно стоять, боясь прервать этот странный волнительный момент.
– Не надо, миледи, – сорвался с его губ шепот, и меня всю передернуло от его низкого, тихого голоса. – Не пытайтесь злить меня. Я не хочу делать вам больно.
Хотела бы я сказать, что он причинил мне боль уже тогда, когда решил сделать меня своей заложницей, когда разговаривал со мной, как со строптивой девкой; когда сравнил меня с десятью женщинами, с которыми матросы смогут поразвлечься; когда мгновение назад безжалостно схватил за подбородок… Но я промолчала. Это глупые обиды на человека, которому плевать на мои чувства. Бессмысленные обиды на пирата, разбойника и убийцу, пытающегося сберечь меня лишь для щедрого вознаграждения.
– Посидите здесь, – произнес капитан, немного отойдя от меня, отчего сразу пропало ощущение тепла внутри. – На палубе в это время дня для вас небезопасно.
Он посмотрел на меня как-то совсем по-другому, не так, как раньше, – его взгляд показался теплым, открытым; а затем ушел, снова оставив меня наедине с моими мыслями.
День тянулся медленно. Большую часть времени я валялась на койке и то дремала, то бессмысленно смотрела в потолок. Приблизительно через час после ухода капитана в каюту зашел мальчишка лет пятнадцати и оставил на столе поднос с едой; как оказалось, это был юнга. Он заходил ко мне еще пару раз: сначала забрал поднос с пустой миской, а потом пришел вечером с новой порцией еды. Я бродила по капитанской каюте словно призрак, несколько раз сидела на его стуле за рабочим столом, читала книги, но они были скучны, поэтому я быстро бросала это занятие.
