Персонал вежливо прощается с нами по-французски, и что-то добавляет. По смыслу я понимаю, что нас приглашают заходить ещё. Мы подходим к пункту обмена у выхода.
— Подожди здесь, — низким голосом приказывает мне незнакомец.
Отдаёт сотруднице за стеклом коробку и она спрашивает его по-английски, как бы он хотел получить деньги — наличными или на счёт.
— На счёт, пожалуйста.
Она поворачивается к экрану компьютера:
— Назовите, пожалуйста, вашу фамилию.
— Штайнхарт.
— Имя?
— Давид.
— Нашла, — кивает она. Затем быстро печатает что-то и принимается резво считать фишки. Закончив, снова что-то печатает, кликает мышкой и сообщает:
— Деньги перечислены на указанный вами счёт. Если они не поступят в течении суток…
В этот момент телефон во внутреннем кармане пиджака незнакомца сообщает о входящей смс.
— Поступили, — вынув телефон и глянув на экран, кивает он. — Благодарю.
Затем поворачивается ко мне и говорит:
— Вперёд.
От него исходит аура мощи, и суровой силы. Его просто страшно ослушаться. Страшно ему перечить. Но выйти с ним из казино — означает полностью оказаться в его власти. Здесь хотя бы другие люди есть. При этом, у него мой паспорт. И я уверена, что если я попытаюсь хоть как-то взбрыкнуть, я только ухудшу своё и без того очень незавидное положение.
Думая это, понуро иду к дверям. На нас молча взирают мощные охранники в форме. Один из них открывает передо мной дверь. Мы выходим.
На улице ещё темно. Фонари, светящиеся окна и иллюминированные стволы пальм освещают площадь, окружённую с трёх сторон зданием казино с ярко подсвеченными аристократичными фасадами. Площадь засеяна аккуратно подстриженным газоном, окружённым каменной мостовой. Повсюду на ней разной величины островки с раскидистыми кустарниками и маленькими деревьями. Впереди самый большой. Среди зеленной травы, на каменном постаменте высится круглая скульптура. Даже среди ночи здесь очень много света.
Мы идём по каменной мостовой по направлению к ряду автомобилей, припаркованных неподалёку от входа.
— Вы ведь не обидите меня? — повернувшись к незнакомцу, обеспокоенно спрашиваю я.
Мне так страшно, что я уже просто дрожу. Я не выспалась, плохо соображаю и понимаю только то, что меня сейчас собирается куда-то увезти незнакомый и, судя по всему, очень опасный мужчина. И понятия не имею, что мне делать.
— Ты не сделала мне ничего плохого, — слышу я его низкий голос.
Он произносит это бесцветно, без эмоций, но становится немного, самую чуточку, легче. Хотя мне всё равно ещё очень страшно.
— А может… вы… меня отпустите?
Я понимаю, как глупо это звучит для него. Но мало ли, вдруг?
— Нет, — сухо говорит он. — Я тебя выиграл. Теперь ты моя.
— Но… я же не вещь какая-то! — заламывая руки, отчаянно восклицаю я.
Он останавливается и я тоже встаю.
— Ты так думаешь? — глядя мне в глаза, спрашивает он.
От его взгляда мне в глаза я едва сознание не теряю от страха. Инстинктивно сжимаю голову в плечи. Удав какой… Ужас…
— Да, — сглотнув, тихо отвечаю я.
— Тогда почему у меня твои документы?
— Потому что вам их Антон отдал…
— А у него они почему?
— Он их у меня забрал…
— Что мешало обратиться в полицию?
Смотрю под ноги, нервно кусаю губы. Дрожу, будто от холода, хотя ночь тёплая, и я не мёрзну.
Он протягивает руку, берёт меня пальцами за подбородок, и, приподняв его, заставляет посмотреть в свои тёмные, блестящие в свете фонарей, глаза.
— Слушай внимательно, — сверлит меня взглядом он. — Я скажу это один раз. Я отдал деньги для того, чтобы получить тебя. Вопрос не в том, что я тебя купил. Вопрос в том, что он тебя продал. Потому что мог. А мог — потому что ты — вещь. Красивая, ухоженная, сексуальная вещь. И таковой ты сделала себя сама. Ты давно перестала принадлежать себе. Я получил тебя от прежнего владельца. Это понятно? — в его голосе слышится нажим.
— Да… — еле слышно отвечаю я.
Мне каежтся, что я сейчас просто упаду на мостовую от страха. Что у меня подкосятся ноги, и я просто упаду…
— Моя машина — вон там, — он кивает в сторону автостоянки у казино. — Ты можешь не опасаться за свою жизнь. Но делать ты будешь то, что я говорю.
— Я поняла…
Он кивает в знак того, чтобы я шла вперёд, и я, тихонько цокая каблуками по мостовой, послушно иду к машинам. Я устала, у меня болит голова, мне хочется плакать, я хочу есть, пить, спать, в конце-концов… Мне просто очень страшно… Просто очень страшно…
Он подводит меня к огромной машине представительского класса. Она похожа на мощного чёрного крокодила. "Роллс-Ройс". Стоит десятки миллионов рублей… Неудивительно… И очень ему подстать…
— Садись вперёд, — приказывает Давид и открывает передо мной дверь.
Как только я это делаю, он тут же захлопывает её за мной. Меня трясёт. Изо всех сил стараюсь не разрыдаться.
Давид садится за руль, включает зажигание и бросает мне:
— Пристегнись.
Суетливо делаю, как он сказал. Застёжка не слушается, и он протянув руку, одним движением вставляет её в замок. Слышится щелчок.
Он заводит машину, разворачивается чуть назад и принимается выезжать со стоянки.
— А куда мы едем? — боязливо спрашиваю я.
Он ничего не отвечает мне.
7. Полина
Автомобиль мчится среди дорогих небоскрёбов, ныряет в тоннель под мостом, на пару десятков секунд погружаясь в темноту, выныривает с другой стороны и мчит по серпантину вдоль моря, где вдали рыжеет кусочек утреннего неба. Серпантин принимается кружить, и Давид замедляет скорость.
Светает.
В профиль его короткостриженная и особенно лицо похожа на грубо выкованное из камня изваяние. В нём нет ничего смазливого — его откровенно брутален. Жёсткий, хмурый, суровый, молчаливый. Трудно представить, что этому человеку знакомы такие чувства, как жалость или добросердечность. Впечатление, что когда он видит препятствие на своём пути, то просто сметает его. Летят в стороны камни, пыль, и Давид идёт дальше. Чуть наклонив голову, хмуро глядя из-под тёмный бровей.
Я в его власти и он совсем не Антон. И я пока не понимаю, к лучшему это или наоборот.
На мои вопросы он не отвечает. Из брезгливости, из неприязни или потому, что предпочитает молчать за рулём — я не знаю. Понимаю только, что пытаться его разжалобить — затея изначально провальная. И мне остаётся только уповать на то, что он не желает мне зла.
