Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
— Что это за тварюга была? — выпалил Витька с кашлем. На лице у него красным блестели десятки мелких порезов. — Ты когда — нибудь такую видел?
Кобальт покачал головой. Ничего подобного ему никогда не встречалось.
Столкновение с дверью внедорожника размозжило упитанному голову в кашу — мгновенная смерть. Второй лежал в луже крови, но, судя по вздымающейся грудине, еще жив.
— Что будем делать? — спросил Витька растерянно.
— В Кремле слышали выстрелы. Они сообщат в Гортранс, те пришлют подкрепление.
— Надо нашим сказать, пусть приезжают, дадим отпор.
Витька потянулся к рации.
— Отставить. Этого надо к врачу.
Дружинник резко открыл единственный затекший глаз и закричал. Не мешкая ни секунды, схватил автомат, собираясь осыпать сталкеров свинцом.
Кобальт всадил ему пулю в голову.
— Мать его! Чё за херня! — вскрикнул, перепугавшись, Витька.
Кобальт убрал пистолет в кобуру, тяжело вздохнул. Теперь все обернулось совсем плохо. Гортранс им такого не простит.
Когда — то по этой улице каждую минуту проезжали сотни машин и поток не останавливался круглосуточно. Тысячи людей гуляли по широким тротуарам, ужинали в ресторанах, уличные музыканты давали концерты на открытом воздухе. Кобальту казалось, он и сейчас он слышал звуки моторов, счастливые крики людей, музыку, чувствовал аромат итальянской кухни. Все это отпечатком времени сохранилось в безжизненных ныне и обвитых ядовитыми корневищами зданиях, вывернутым наружу мощенным тротуарам и выцветшей, но отлично сохранившейся детской качели. Темная вода забрала у людей привычную жизнь, но прошлое ей не смыть.
ГЛАВА 2
Эли проживала с отцом в небольшой квартире на первом этаже, окна выходили на забор, солнце никогда не заглядывало сюда. Неподалеку располагалась насосная станция, качающая воду в систему орошения. Вибрация и гул давно стали постоянными спутниками жизни ее семьи. Отцу неоднократно предлагали более просторное жилье на верхних этажах с солнечной стороны, но он наотрез отказывался.
«Грешно семье простого механизатора занимать место жреца».
Мама ему как — то ответила:
«Никто не посмотрит косо на брата высшего жреца. А мы хоть поживем как люди».
Папин брат дядя Петр, нареченный Бататом, часто предлагал помощь: повышенную норму воды и сои, свежие овощи без очереди, но папа был непреклонен — считал, что его семья не нуждается в повышенных благах.
«Мы живем по воле Богини и должны радоваться тому, что имеем. Получать больше, чем тебе дано — грех», — говорил на проповедях Агроном.
Священные книги учили:
«Грехопадение — путь в ад. Только праведникам открыта тропа в Оазис».
Эли смешала измельченный сельдерей, морковь и томаты, добавила яблоки и киви, приправила сверху петрушкой и мятой — все по рецепту лекаря Пастернака.
— В этом лекарстве заключена сила земли, — сказал он. — Коль будет воля Богини, тело твоего отца восстановится, а коль нет — на все ее воля.
«А может Богине вообще нет до него дела?» — едва не вырвалось из ее уст. Эли вовремя промолчала, избежав таким образом серьезных проблем. После того, что произошло с дядей Петром, их семье не стоило надеяться на снисхождение в случае обвинения в святотатстве.
Эли глубоко вздохнула, закрыла глаза, постояла недолго в тишине. Едва удержалась, чтобы не сорваться опять. Два года назад Богиня забрала лучшую подругу Базилику, год назад забрала маму, а теперь хочет прибрать и папу. Он так молод и полон сил, столько полезного еще сделает для общины. Почему не кто-нибудь другой? Дед Кориандр, например. Старику уже за семьдесят, он не работает, не ходит, только лежит, ест и пьет. Почему богиня сохраняет его тело, но забирает папино?
«Ты задаешь слишком много вопросов, Эли. Ты должна доверять воли Богини», — вторил ей дядя Петр каждый раз, когда заставал племянницу за слишком вольными рассуждениями.
Почему воля богини всегда против желаний Эли? Нельзя дружить, с кем хочется; нельзя читать книги, которые хочется; нельзя любить, кого хочется…
«А вдруг Агроном неверно передает нам ее слова?» — как — то спросила она дядю Петра.
Вопрос рассердил его. Больше месяца они не разговаривали, а когда встретились вновь, дядя впервые прочел ей те стихи. Это была небольшая карманная книжка — ветхая, потрепанная, запретная. Удивительные наборы звуков и смыслов, хранившиеся внутри, перевернули ее мир. Эли была поражена и опустошена красотой слов, поэтическими образами и одновременно мучительной тоской, которую сама ощущала всю свою жизнь и наконец осознала. Ей безумно захотелось окунуться с головой в тайны дяди Петра, узнавать новое, — в этом она нашла настоящий смысл жизни. Не в Оазисе, не в молитвах, — а в стихах и историях, в эмоциях и чувствах, которые раньше не испытывала.
С тех пор так многое изменилось…
Ей безумно не хватало Базилики, дяди Петра и мамы. Если она потеряет еще и папу, мир окончательно рухнет.
Папа лежал на боку, поджав ноги и тихо постанывал во сне. Эли поставила стакан с лекарством на стул у кровати и приоткрыла окно, впустив свежий воздух. Пройдя на цыпочках в свою комнату, убрала подаренную книгу под кровать. Если кто узнает, что она прячет здесь такое, ей несдобровать. К чтению разрешены только книги из скудной библиотеки общины. Эли давно прочитала все: сказания о первых людях Эстрагоне и Меллисе, которых Богиня изгнала из Оазиса за первородный грех; житие сына Богини Кипариса в двадцати томах, и, конечно, множество справочников по выращиванию культур. Все это было, безусловно, интересно, но не идет ни в какие сравнения с рассказами дяди Петра. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Ростова и Болконский. И как только ему удавалось придумывать столь чувственные и трагичные истории, от которых сжималось сердце и перехватывало дух?
— Эли…
Она вбежала в комнату. Папа свесил голову с кровати, его трясло.
— Холодно…
Она накрыла его теплым одеялом, которое удалось достать с большим трудом.
— Нет, — он судорожно скинул его с себя. — В такой час — такой грех!
Эли подняла одеяло, собрала в комок и с обидой взглянула на отца.
— Тебе же станет лучше.
— Унеси немедленно, дочь. Чтобы глаза Богини не видели!
Папа закашлялся и вдруг закричал во весь голос от приступа острой боли. Скрючился, схватился за живот, его вырвало.
— Папа! Пожалуйста, держись.
Несколько долгих минут он мучился, стонал. Все это время Эли сжимала его руку и плакала, молясь о том, чтобы Богиня сохранила ему жизнь.
Вскоре боль утихла. Он выпил лекарство.
— Я видел его… видел Оазис… Он так прекрасен — точно, как говорит Агроном. И там была мама, улыбалась мне и звала к себе, — он говорил отчужденно, будто в полусне.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
