Я с трудом стащила с себя набухшие от влагиботинки и почувствовала легкий озноб. Быстро сняв с себя всю одежду и разбросавее, где попало, только бы поскорей залезть под теплое одеяло, я, наконец,нырнула в кровать. И не успела я еще как следует согреться, как голова моястала окунаться в мягкую, обволакивающую дрему.
Но сон мой был отнюдь не безмятежным. Я то идело просыпалась, будто что-то мешало мне спать. Неприятное ощущение тревогиили боли, - я не могла понять, то и дело проваливаясь в сон и вновь просыпаясь.В очередной раз проснувшись посреди ночи я ощутила жуткую ломоту и тошноту.Голова налилась свинцом, а глаза, казалось, вот-вот выкатятся наружу. Меня сталобросать то в жар, то в холод. Я поняла, что заболела. И черт! Как не кстати!
Мне нужно было добраться до кухни, чтоб взятьиз аптечки аспирин. Я встала. Комната тут же расплылась перед глазами, а ввисках заколотило. Ноги не хотели слушаться, и я с трудом могла передвигаться.
Я осторожно поплелась к двери и, проходя мимозеркала, освещенного светом ночного фонаря из окна, взглянула в него и увиделасвое больное отражение: встрепанные волосы, запекшиеся губы, темные круги подглазами. И вдруг взгляд мой упал на отраженный в зеркале угол у окна. Мнепоказалось, там что-то шевелилось. Я стала вглядываться и вдруг почувствовала,как похолодели конечности, а сердце забарабанило где-то в животе. На меня былустремлен взгляд, буравящий взгляд какого-то существа, кажется старухи,грязной, косматой карлицы.
Я вскрикнула, резко обернулась, зажмурив глаза,и упала, больно ударившись позвоночником об трюмо. Когда через секунду я сквозьресницы посмотрела в угол, там уже никого не было. Поднявшись на слабые то лиот болезни, то ли от пережитого ужаса ноги, я нащупала рукой выключатель, ияркий свет больно ударил по глазам.
В комнате никого не было. Окно было закрыто,форточка тоже. Я заглянула в свое убежище на подоконнике: оно было пусто.Подковыляла к шкафу и открыла его: ничего, кроме одежды на вешалках. Долго нерешаясь, в конце концов, я все же осторожно заглянула под кровать. Само собой,ничего, кроме пыли и забытых с зимы книжек, я там не обнаружила.
Та-ак. Похоже дело серьезное. У меня галлюцинации.Мне мерещиться, черт знает что.
На кухне я раздобыла таблетку димедрола и,проглотив ее и закопавшись в одеяло, стала ожидать спасительного забытья. Носон не шел. Слишком громко стучало в висках. И знобило. Я посмотрела на часы:была половина третьего. На улице уже стих привычный шум: ни машин, ни голосов,ни музыки. Весь мир уснул, оставив меня наедине с моими страхами. Я лежала соткрытыми глазами, дрожа от озноба. Мне казалось, что если сомкну веки, мерзкоесущество опять явится. Поскорей бы рассвело. Утром все ночные кошмары покажутсясмешными.
Я закуталась с головой в одеяло и попыталасьуснуть, приказывая себе: "Спать! Спать! Спать!" Считала барашков.Только почему-то у милых кудрявых животных были злобные волчьи оскалы. Ябоялась шелохнуться, просто застыла от ужаса. Все время казалось, что в углувот-вот послышится шорох.
Не помню, как я, наконец, заснула, нопробуждение было внезапным. Что-то вдруг громко стукнуло в окно, и я вскочила спостели прямо на ноги. На карнизе сидел голубь и хлопал крыльями, пытаясьудержаться на скользкой поверхности.
Я снова села на постель. У меня не было силдержаться на ногах. Стало ясно, что я окончательно заболела. Была уже половинаседьмого утра. Страшная ночь закончилась. Улица постепенно оживала. В комнатузаглядывало свежее утреннее солнце. Но голова моя гудела, как колокол, жуткаяломота сковывала руки и ноги, было тяжело дышать...И я вновь провалилась вболезненное забытье.
Очнулась я оттого, что мать трогала мой лоб.
--Да у тебя жар! Надо скорую вызывать!
Какая-то суета вокруг меня, что-то звякает,кто-то перешептывается, какие-то голоса далеко-далеко...И снова я исчезаю,теряюсь в небытие...
Очнулась я в каком-то незнакомом месте исначала ничего не могла вспомнить: как и когда я сюда попала. Так бываетиногда, когда внезапно проснувшись, не можешь понять - сон это или уже явь.Белый потолок и противно-синяя стена вскоре навели меня на мысль о больничнойпалате.
Пришла медсестра, чтоб поставить мне капельницуи сказала, что у меня воспаление легких, и я была без сознания два дня.
Два дня!!! Что подумал Муромский, когда я непришла на назначенную встречу?!
Я спросила у медсестры, долго ли мне ещележать.
--О-о, дорогая,--протянула она, уже этимповергнув меня в уныние,--у тебя температура была под 40, только сегодня к утрусбили. Так что тебе здесь еще недели две-три валяться.
--А вставать мне хотя бы можно?
--А это как доктор скажет. Я сейчас сообщу ему,что ты очнулась.
Доктор был молод и суетлив. Мне сразу бросилисьв глаза его несерьезная какая-то лохматость, ужасно волосатые руки и странныйвзгляд. И вообще, что-то в нем меня настораживало. Он уставился мне в глаза испросил хрипловатым голосом:
--Проснулась, наконец. Как себя чувствуешь?
--Да как вам сказать, я только что узнала, чтодва дня моей жизни вдруг исчезли, неизвестно куда,--рассеянно ответила я,продолжая рассматривать странного доктора.
--Ничего, какие твои годы. Но я имел в видуфизическое состояние,--сказал он и велел задрать мне майку, чтоб послушатьлегкие.
Я повертела головой, отчего что-то больнохрустнуло у меня в шее.
--Ой! Нормальное у меня состояние. Мне бывыписаться поскорей. Это просто жизненно необходимо.
--Вот этого я обещать не могу. А что касаетсяжизненной необходимости, то для тебя она сейчас в том, чтобы находиться здесьпод нашим пристальным наблюдением,--сказал доктор, простукивая мою спину, ивдруг добавил:--А за него не беспокойся. Он уже приходил справляться о твоемздоровье.
--Кто?!
--Тебе лучше знать, кто. Но вынужден огорчитьтебя: у нас карантин, и посещения запрещены.
Ну вот! Обрадовал, а потом расстроил...
--Еще и карантин! Черт!
--Да.
--Что "да"?
--Ты позвала, и я откликнулся.
--Доктор, вы что - черт?
--А тебе не когда не говорили, что еслипостоянно будешь звать черта, он явится?
--Говорили,--сказала я ошарашено, вспомнивслова матери.
Но тут до меня дошло, что он просто шутит, и,хотя говорить мне было трудно, я все же решила ему подыграть:
--Так значит, в наших больницах врачами чертиработают?
--И чем же плоха для черта эта профессия?
