Странно: еще несколько часов назад все этопоказалось бы мне сном, несбыточной сказкой, а сейчас все было само собойразумеющимся. И то, что Кирилл, а не кто-то другой назначил мне свидание, и то,что он идет рядом и разговаривает со мной, уже не казалось мне чем-тосверхъестественным. Я слушала его и лишь изредка решалась вставить слово илизадать вопрос:
--Кирилл, а почему ты не назвал своего имени взаписке?
--Понимаешь, я не мог предугадать твоейреакции. Ты мне казалась такой неприступной. Я привык общаться с достаточнопредсказуемыми девушками, а ты для меня, честно говоря, до сих пор остаешьсязагадкой. Я просто не стал рисковать. Я же не знал...как ты ко мне относишься.
--Ты не представляешь, что я себе вообразила! Яведь подумала, что меня просто разыграли.
Я рассказывала, сбиваясь от волненья, про своюзатею, про необоснованные страхи, а он изображал смущение и раскаянье в том,что заставил меня так переживать. Но, в общем, нам было весело.
Я совершенно не заметила, как пролетело время.Счастливые, как известно, часов не наблюдают. На электронном табло, светящемсяна одном из рекламных щитов, я увидела, что было уже без четверти двенадцать.
--Золушке пора возвращаться домой?--заметилКирилл мой встревоженный взгляд.
--Нет...то есть да. Мне не хочется, нородители, наверное, уже с ума сходят. Я не предупредила, что задержусь.
--Ну что ж, идем провожу,--сказал он собреченностью в голосе, чем очень меня порадовал. Всегда приятно узнать, что тыне безразлична человеку, который тебе нравится и что он не хочет с тобойрасставаться.
Мы свернули во двор и пошли, не спеша, огибаялужи и оставшиеся еще кое-где грязно-серые сугробики. Кирилл подавал мне руку,помогая перебираться через лужи, проходить по бордюру или огибать грязь. Нооставить свою руку в его ладони я никак не могла решиться и всякий разделикатно высвобождалась. Но вот мы стали обходить довольно обширную лужу.Кирилл так крепко сжал мою ладонь, что я не смогла ее отнять и, наконец,смирилась с неизбежным. Этот новый этап наших отношений не мог не отразиться натеме нашего разговора, до того никак не касавшейся личной жизни.
--Ты сейчас встречаешься с кем-нибудь?--спросилМуромский наигранно равнодушным тоном.
--Нет, сейчас я одна,--поспешила я ответить,нарочно сделав акцент на слове " сейчас".
Я хотела подчеркнуть, что обычно я не бываюодна, просто сейчас...Свои деревенские приключения я в расчет не брала.
--А какие у тебя планы на завтра?--продолжилдопрос Кирилл тем же тоном.
--Никаких,--ответила я, тщательно скрываянахлынувшую радость.
--Ты давно не была в кино? А может быть, тытеатр любишь?
Я действительно любила ходить в театр, но решила,что Кириллу об этом знать не нужно, а то подумает, что я заумнаяинтеллектуалка. Я сказала:
--Я люблю кино.
--Ну, тогда решено, идем завтра вкино?--спросил он, и не думая, что ответ может быть отрицательным.
Да разве я могла бы отказаться?
--Конечно!
--А в воскресенье я, к сожаленью, должен быть сродителями в гостях. Не хочу их подводить.
--Ты их слушаешься?
Кирилл поморщился. А я поняла, что ненарокомзадела больную тему.
--Понимаешь...Я, конечно, сам предпочитаюрешать вопросы своего досуга, но родители считают, что я еще младенец и меняпеленать надо. Ну, и я эту иллюзию разрушать не хочу. Мне их жаль и вообще... Яведь у них поздний ребенок, им уже под шестьдесят.
--Ясно,--поспешила я замять этот разговор иосторожно, словно боясь спугнуть бабочку, доверчиво присевшую мне на ладно,перевела его на другую тему:--Ты уже решил, куда будешь поступать после школы?
--Пока точно не знаю, хотя и понимаю, что давнодолжен был определиться. Попробую пока, на юрфак, а может быть наэкономический. А ты?
--А меня больше привлекает...О-ой!
Внезапно я зачерпнула ботинком ледяную воду,насупив на камешек, который вдруг предательски ушел в глубину. От неожиданностия совсем потеряла равновесие и тут же другой ногой захватила, наверное, целыйлитр жутко холодной воды. Я наверняка бы позорно шлепнулась в лужу, еслибы...Ах! Если бы Кирилл не подхватил меня на руки. Я не понимала, отчегоперестала дышать: то ли от ледяной ванны, то ли от пребывания в объятьяхМуромского. Он перенес меня через лужу и, не спеша, осторожно поставил на сухуюземлю. Я осталась стоять рядом с ним, а он, не убирая рук с моей спины и непроизнося ни слова, вдруг приблизил свои губы к моим...
До сих пор не могу понять, что заставило меняотвернуться тогда. Может быть, робость или мысль о том, что совсем еще недавноКирилл целовался с Линкой Серовой, только поцелуй достался моей горячей щеке.
Кирилл отстранился и вздохнул. Я сгорала отсмущенья и не могла вымолвить ни звука.
--У тебя ноги совсем промокли,--произнес он,наконец, с огорчением.--Тебе срочно нужно домой, а то простудишься.
Он молча зашагал рядом. Мне было ужасно стыдно,за то, что я его обидела. Я не могла подобрать слов, чтобы хоть как-тооправдаться, да и какие слова могли быть теперь уместны? Так и шли молча.
Кирилл проводил меня до моей квартиры и тут жехолодно откланялся. Стоя у своей двери, я смотрела, как он нажимает светящуюсяв тусклом сумраке желтую кнопку, входит в лифт и поворачивается ко мне лицом.Несколько замешкавшись с отправкой, он помахал мне не прощанье двумя пальцами,и неуверенно спросил:
--Ну что, до завтра?
Я смущенно заулыбалась и закивала головой, адвери лифта, громко лязгнув, сомкнулись...
Вопреки моим ожиданиям, дома все спали сном праведныхи, никто и не вспомнил, похоже, что любимое чадо до сих пор не вернулось.
Услышав звук отпирающихся замков, маманвысунулась из спальни и спросила сонным голосом:
--Дочь, а который час?
--Уже поздно, мама.
--Поздно? А где ты была?
--На свиданье.
И ни намека на удивленье, будто я каждый деньпропадаю по вечерам. Дверь закрылась и снова открылась:
--Поешь.
И мать ушла досматривать свои сны.
Есть мне не хотелось. В голове был сумбур, инужно было привести в порядок свои мысли. За один день произошло столькособытий! Я, наконец-то, узнала, как ко мне относится Муромский, он пригласилменя на свидание, нес на руках, пытался поцеловать...А вот почему я такая дура?
Ну, ладно. Я надеялась, что хоть завтраисправлюсь и не буду больше вести себя как последняя идиотка. И почему ясказала ему, что люблю кино? Он точно решил, что я робкая маленькая девочка. Ясидела в прихожей в одежде, совсем забыв о своих мокрых ногах, потому что оченьбыла занята своими переживаниями. Нужно было идти спать, чтобы завтрапроснуться свежей и новой.
