Кажется, достаточно и этих выдержек из писем Н. Н. Ланской к П. П. Ланскому лета 1849 года, чтобы понять, что же составляет сущность ее политики, главный объект которой, несомненно, — собственная семья и все, кто так или иначе притягивается к ней. В основном это были дети, по каким-то причинам лишенные родительского тепла — образовался даже целый «пансион», управление которым составляло необходимую потребность и ни с чем не сравнимую радость существования в мире Натальи Николаевны.
Помимо своих семерых детей, у Натальи Николаевны жили племянники первого и второго мужа Лев Павлищев и Паша Ланской. Последнему просто негде было приютиться после побега своей матери за границу с сеньором Гриффео, о котором мы уже упоминали, и Паша нашел почти материнскую ласку в гостеприимном доме Ланских…
Лев Павлищев, сын сестры Пушкина Ольги Сергеевны, занимает особое место в письмах Натальи Николаевны. «Горячая голова, добрейшее сердце, вылитый Пушкин», — говорит она о Льве, восхищаясь живостью его характера. Родная кровь — не иначе можно определить самую сущность отношения тетки к племяннику. Пушкин видел его годовалым младенцем, когда Ольга Сергеевна летом 1835 года приезжала в Петербург. Теперь Лев учился в Училище правоведения и иногда приводил в дом родственников и своих товарищей. Реакция Натальи Николаевны была, как всегда, однозначна: «Ты знаешь, — писала она мужу, — это мое призвание, и чем больше я окружена детьми, тем больше я довольна».
Часто упоминается в письмах Натальи Николаевны Саша Нащокин, сын Павла Воиновича Нащокина, самого близкого друга Пушкина, который был на свадьбе Пушкиных и очень часто встречался с молодоженами во время их жительства в Москве. Павел Воинович специально приезжал в Петербург крестить сына Пушкиных Александра. А в 1849 году, оставляя собственного сына одного в чужом Петербурге, жена Нащокина обратилась к Наталье Николаевне, зная ее доброту и отзывчивость, с просьбой взять шефство над десятилетним Сашей. Саша Нащокин был назван в честь Пушкина, а родившуюся в 1857 году дочь Нащокины назвали Натальей.
«…Вернувшись домой, после чая я прилегла отдохнуть на диван и предоставила мальчикам меня развлекать. Лев Павлищев играл на фортепиано, Гриша и Паша переоделись женщинами и разыгрывали разные комические сценки, очень хорошо, особенно Гриша, у которого в этом отношении замечательный талант…»
«…Перед отъездом я попрощалась со Львом. Бедный мальчик заливался слезами. Я обещала присылать за ним по праздникам, и что он может быть спокоен — я его не забуду. Мы расстались очень нежно…»
«По дороге на Острова я зашла к правоведам, чтобы утешить бедного пленника (Льва Павлищева. — Н. Г.), который умолял меня навестить его в первый же раз, что я буду в городе. Но я не видела его, они были в классе…»
«Забыла тебе сказать, что Лев Павлищев приехал вчера из своей школы провести с нами два дня. Бедный мальчик в совершенном отчаяньи, и достаточно произнести слово «правоведение», как он разражается потоком слез. Его уже бранил директор за то, что он вечно плачет. «Что вы хотите, — сказал мне Лев, — я ничего не могу поделать, достаточно мне вспомнить о парке Строгановых и о том, как мне хорошо живется у вас, как сердце мое разрывается». Этот ребенок меня трогает, в нем столько чувствительности, что можно простить ему небольшие недостатки, которые главным образом состоят в отсутствии хороших манер. Я не смогла удержаться и не сделать замечание Саше (сыну Пушкина. — Н. Г.), что расставаясь с нами, он не испытывал и четвертой доли того горя, что его двоюродный брат. Но, в конце концов, у каждого свой характер, а Саша так жаждет разных перемен и нетерпеливо стремится стать мужчиной. Покинуть родительский кров для него — это уже шаг, который, как он полагает, должен приблизить к столь страстно желаемой им поре…»
«Саша и Лев приехали провести с нами воскресенье. Гриша завтра доедет с братом, чтобы держать экзамен у Ортенберга. Лев, кажется, попривык немного, но еще печален. Я не думаю, что Гриша (который поступал в IV класс Пажеского корпуса. — Н. Г.) будет в таком же отчаянии. В моих то хорошо, что общество мальчиков их не пугает, они умеют с ними ладить; то с одним немножко подерутся, то с другим, и устанавливаются дружеские отношения, а с ними и уважение…»
Подумать только, 150 лет прошло с тех времен, но из-под пера Натальи Николаевны образы детей встают перед нами живыми и непосредственными, в полноте своего детского и юношеского возраста. Чем можно объяснить это?.. Как кажется — несомненным литературным даром и той настоящей и искренней привязанностью к детям, к семье, к мужу, который, в силу служебных обязанностей, должен был надолго отрываться от любимых и родных. Точно и со знанием описывая характеры и привычки детей, их проблемы, Наталья Николаевна вовлекала мужа в процесс воспитания, желая получить от него советы и наставления в «простом и безыскусственном деле» семейной жизни. Надо полагать, что пропавшие письма ее к Пушкину были наполнены тем же духом, только детей было поменьше, да жизненного опыта…
Семейную жизнь и воспитание детей Наталья Николаевна называла «простым» делом только по своему смирению, скрывая свои заслуги, потому что считала исполнение долга жены, матери, хозяйки дома своей первейшей обязанностью. «Счастливый и довольный вид» детей, о котором она частенько сообщает П. П. Ланскому, был конечно же плодом ее постоянных материнских забот и усилий. Наталья Николаевна была в курсе всех событий и переживаний детей, подмечала достоинства и недостатки их характеров, каждую оплошность и достижение переживала как свои собственные, иными словами, была мудрой воспитательницей и наставницей. У нее был определенный взгляд на воспитание, которого она строго придерживалась. Он был выработан давно и вполне сознательно. Еще в 1841 году Плетнев писал об этом: «…Чай пил у Пушкиной (жены поэта). Она очень мило передала мне свои идеи насчет воспитания детей. Ей хочется даже мальчиков до университета не отдавать в казенные заведения. Но они записаны в пажи — и у нее мало денег для исполнения этого плана».
До последней возможности сыновья Натальи Николаевны занимались дома, чтобы мать имела возможность наблюдать за их успехами и здоровьем. Саша Пушкин поступал сразу в четвертый класс гимназии. Ему было уже 12 лет, и он «нетерпеливо стремился стать мужчиной» и «жаждет перемен». Отпуская его из-под своего постоянного надзора, Наталья Николаевна адресовала директору гимназии Постельсу следующее письмо: «Направляю Вам моего сына, которого поручаю Вашему строгому попечению, господин Постельс. Уступая Вам часть своих прав, я рассчитываю на Ваше внимание, так как надеюсь, что он всегда будет его достоин. Ваши советы, я надеюсь, укрепят его в тех принципах, которые я стремлюсь внушить ему с его юных лет; если, храни Бог, он вызовет у Вас неудовольствие, прошу оказать любезность, предупредить меня об этом, и он никогда не встретит во мне ни слабости матери, ни снисхождения, ибо моей обязанностью является помощь Вам в этом трудном деле, которое Вы так усердно и по совести исполняете. Мой сын передаст Вам пакет с вложением официального письма и медицинского свидетельства.
Метрическое свидетельство, как я уже имела удовольствие сказать Вам, находится в деле господина Пушкина — что же касается денег, то в ближайшую субботу Александр принесет 270 рублей. Благоволите, господин Постельс, принять мои чувства признательности. Наталья Ланская».
