Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– Я сейчас. – И она убежала.
Колдунов поднялся с пола, держа в руке донце чашки.
– Хорошая марка, – сказал он. – Жаль. Настоящий Гарднер.
– От старых жильцов, – объяснил Алабин. – Пускай.
Колдунов вышел в коридор, взял с вешалки шляпу.
– Но где, когда, в каких таких директивах и постановлениях написано все это? Вот все, что ты мне говорил? – зашептал Алабин, глядя Колдунову в глаза. – Кто тебе дал такое указание? Кто дал право?
Колдунов совсем близко придвинулся и шепнул:
– Если бы ты знал, какая это тяжелая, сволочная работа – драться с тобой ради твоего же собственного счастья… – чмокнул его в щеку, надел шляпу и вышел.
Алабин вернулся в мастерскую. Хотел выйти на балкон и посмотреть, как черная машина увозит Колдунова, но в комнату вошла Аня.
– Ушел? – спросила она
– И слава богу.
– А то я бы ему брючину замыла. И потом бы уж чаем напоила. Чай лучше. От кофе одни пятна. Ты не сердишься?
– Василий! – крикнул Алабин в открытую дверь. – Дай-ка совок и веник!
– Чашечки жалко, – сказала она.
– Наплевать и забыть. Тем более что не наши…
– Заграничные?
– Нет, я не в том смысле. Ладно, проехали. Василий!
Вбежал Вася, худой и верткий, в сером халатике, перемазанном краской, он что-то писал в этой узенькой комнате, в своей собственной мастерской, и Алабин полюбовался им и еще раз мельком обрадовался: вот как хорошо. Такая красивая простая жена и такой славный пасынок. Вася ловко замел веником осколки в совок и снова убежал.
Алабин обнял Аню.
– Думал ли я, – сказал он. – Думал ли я, когда мечтал стать художником, когда учился в студии и в институте, что вот она какая, жизнь художника. Что вот с такими, даже слова не подберу… вот с такими придется дело иметь.
– А может, он верно говорит? – прошептала она, прижавшись к нему. – Пусть лучше в сарафане, Петя. А то что они все будут на меня на голую, ой, прости, на обнаженную смотреть? Я так не хочу. Я ж только для тебя, для тебя…
Вася прибежал с ведром и тряпкой, принялся мыть пол в том месте, где давеча разлился кофе. Ведро было цинковое, с серой водой, с черной дугой и треснувшей деревянной рукояткой, и в воде плавала какая-то веточка-палочка, от веника, наверное. Просто вылитое челобановское ведро. С ума сойти. Коля Колдунов прав, мы тут все сошли с ума, и нам все время что-то мерещится. Алабин опять засмеялся, посмотрел на картину.
– А может, действительно, огромная охапка васильков? Тут интересно по цвету может выйти.
– Действительно, – сказал Вася, возя тряпкой по полу. – Извини, папа, вы очень громко беседовали. Васильки – это хорошо.
– А если васильки, – спросила Аня, – почему тогда гол… ой, обнаженная?
– Обнаголая! – закричал Вася, выжимая тряпку и громко плюхая ее обратно в ведро. – Голобженная! Запарилась, потому и голая. Васильки на солнцепеке драть – в полчаса взопреешь! Название: «Василек – полей вредитель, вы его с корнями рвите!»
– Васька! – крикнула Аня и замахнулась на сына. – С отцом! Отцу!
– Тихо! – Алабин схватил ее за руку. – Василий, ты… В общем, чувство юмора спасает, ты прав, сынище. Все это просто смешно, и хватит об этом. Ты лучше скажи, что творишь?
– Так, – сказал Вася. – Одну штучку.
– Показывай. Быстренько.
Вася ускакал. Аня взялась за ведро, пошла к двери.
– Ты его только не вздумай ругать втихаря, – сказал Алабин. – Он еще, ну, в общем, не перебродил. Ничего страшного.
Вася принес кусок картона, подал Алабину.
– Так-так, – сказал Алабин, отведя картон на вытянутую руку и сощурив один глаз. – Так, молодой человек. Танкисты на учениях, это явно не бой, это учения, я так понял? Угу. Но несколько плакатно. Отдает плакатом или журнальной иллюстрацией. Это, в сущности, не станковая работа.
– Глаз-алмаз! – восхитился Вася. – Это и есть журнальная иллюстрация. В журнал «Смена». Должна пойти в седьмой номер, – важно сказал он. – Ну, если, конечно, сам знаешь. Журнальные дела: передвинули, отодвинули, задвинули…
– Умница. – Алабин несколько растерялся. – Значит, просто так взял и пришел в журнал со своими работами? На голубом глазу? – Вася кивнул. – И на звучной фамилии? – Вася развел руками, мол, куда денешься. – И сколько?
– Сто рублей. Маловато, ясное дело, но как начинающему…
Алабин его перебил:
– А известно ли тебе, что великие мастера прошлого годами работали подмастерьями у своих учителей? Что гильдия живописцев специально заседала, чтоб решить, способен ли молодой мастер к самостоятельной работе? Имеет ли он право ставить подпись под своей картиной? Известно?
– А я не великий мастер прошлого, – кротко ответил Вася и забрал картон. – Я просто буду художник-иллюстратор. Любая работа почетна, и платят неплохо.
– Приехали! – Но Алабин старался говорить мягко. – Значит, для тебя искусство – это всего лишь деньги?
– А ты забесплатно работаешь? Когда тебе этот тип про первый зал и закупку сказал, ты не то что в сарафан, ты ее во фрак одеть готов!
– Заткнись! – крикнул Алабин.
В комнату влетела Аня:
– Вася! Петенька!
Алабин прошелся по комнате, подошел к ней, положил руку ей на плечо.
– Все в порядке. Так, немного поспорили о жизненном пути художника. Не волнуйся. Художники – лихой народ, а два художника в одной семье – ого! – Он нервно улыбнулся, второй рукой поманил Васю, обнял и его. – Видишь, Аня, наш сынище процветает, в седьмом номере «Смены» будет его дебют. Ждем с нетерпением.
– Васька! Работник! – Аня обняла сына, и они стояли, обнявшись кучей, все втроем. – Что ж от матери-то скрываешь?
– Скромный, – сказал Алабин. – А то давай, если хочешь, позвоню в редакцию. А то журнальные дела: отодвинули, передвинули…
– Спасибо, папа. Не надо.
– Молодец, Василий! – сказала Аня.
– Значит, сто рублей… Это мило. А зачем тебе деньги?
– В дом! – сказал Вася. – Я все буду тебе отдавать.
– Но мы вроде не нуждаемся.
– Ты сам говорил: лишних денег не бывает.
8.
Алабин отодвинулся от Васи и Ани, и все они перестали друг друга обнимать.
– Верно, – сказал он. – Аня, оставь нас на минутку. Сядем. Садись, Василий, поудобнее. Слушай меня внимательно. Василий! Ты мне сын. У тебя моя фамилия и отчество Петрович. Василий Петрович Алабин. Это закон. Но ты мне не родной сын. – Вася кивнул и выпрямился на стуле. – Разговор у нас мужской и откровенный, но ты не робей, ничего страшного. У тебя есть родной отец, Алексей Иванович Бычков. Он тебя родил и до двенадцати лет воспитывал.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
