Шестого марта 1675 года в Порт-Рояль прибыл сэр Генри Морган. На следующий день он отправился на встречу с Линчем, а также колонистами и торговцами, составлявшими Совет Ямайки. Они хотели мира и боялись возвращения скандально известного пирата. Эти господа так или иначе наживались на работорговле, причем не столько покупали для себя, сколько продавали рабов в испанские колонии. Последнее, чего они могли желать, так это возвращения старых буканирских времен, когда такая торговля была невозможной. Зачем ямайскому колонисту горбатиться в поле, если можно присоединиться к пиратам и немедленно получить долю добычи? Испанцы, в свою очередь, не будут пускать в порты английских торговцев, так как любой из них может оказаться пиратом. Торговля и пиратство не могут сосуществовать.
Но члены Совета тревожились понапрасну. Морган, сменивший старый наряд на камзол, более подходящий его новому статусу и блиставший королевскими наградами, сообщил, что получил приказ в дальнейшем противодействовать пиратству. Эту политику подтвердил и новый губернатор Ямайки лорд Вон, прибывший через неделю. Люди, знавшие Вона, называли его «самым похотливым типом своего времени»[461], что не мешало лорду слыть поэтом и покровительствовать искусствам. Предпочитая царствовать на острове рабов, а не буйных и недисциплинированных пиратов, он поддержал колонистов.
Тем временем все ожидали прибытия из Суринама английских специалистов по производству сахара. В 1674 году Новый Амстердам окончательно перешел в руки англичан — в обмен на Суринам. Английские фермеры, жившие в этой колонии, начали искать новое место жительства. В апреле 1675 года три судна должны были перевезти около сотни семей на Ямайку. Историки полагают, что именно суринамские поселенцы привнесли необходимые знания и навыки, позволившие превратить остров в огромную плантацию сахарного тростника, ставшего главным источником доходов Британской империи. Чтобы завершить работу, требовалась дешевая рабочая сила. Одиннадцатого мая 1675 года Совет Ямайки, где заседали в основном землевладельцы, обратился к Королевской африканской компании и потребовал больше рабов. Годом ранее компания прислала на Ямайку 2320 негров. В ответ на новую просьбу были высланы четыре транспорта с 1660 рабами[462].
В начале 1675 года Абрахам Коэн узнал, что может спокойно вернуться на Ямайку, ничего не опасаясь, так как на острове снова был его союзник Модифорд. Он также выяснил, что король Карл разрешил суринамским евреям поселиться на Ямайке. Так как монарх отверг требование об изгнании евреев, Бистон и прочие спрятали когти и занялись улаживанием своих дел. Коэн решил воспользоваться этим и затеряться среди новоприбывших. Однако когда он прибыл на остров и предъявил права на собственность, то неожиданно столкнулся с трудностями — на этот раз с другой стороны. К суду Коэна привлек его брат.
Как помнит читатель, в 1671 году, уезжая с острова, Абрахам Коэн попросил брата Мозеса приглядеть за его собственностью. Тогда такое решение казалось хорошей идеей, так как, хотя Мозес и не входил в число шестнадцати евреев с документами о натурализации, он был пиратом и другом Моргана, и поэтому никто не решался оспорить его положение.
В суде Мозес потребовал платы за годы трудов в качестве хранителя собственности брата. Дело было улажено в мае 1675 года. Абрахам признал, что «задолжал брату Мозесу Коэну Энрикесу жалованье за два года и семь месяцев», в течение которых Мозес работал на него[463]. Абрахам отдал брату ферму стоимостью сто фунтов стерлингов, а также сорок коров и лошадей.
Сам по себе иск выглядел незначительным. На суде председательствовал не кто иной, как Модифорд. Именно он поставил свою подпись под соглашением. Однако надо учесть, что оба брата находились в солидном возрасте (им было за шестьдесят) и обладали немалым состоянием, так что речь шла не только о деньгах. Судя по всему, Мозес заболел золотой лихорадкой и захотел получить свою долю от рудника Колумба. Так или иначе, но Абрахам Коэн пал духом. Одно дело — нарушить приказ короля, инсценировать свою смерть и дважды приезжать на запретный для него остров, избегая встречи с Бистоном и его единомышленниками. Совсем другое — обнаружить, что родной брат пытается чинить препоны в предприятии, над которым он трудился двадцать лет, с тех пор как впервые услышал о золотом руднике. Через несколько месяцев после улаживания иска Коэн продал свою землю и отказался от поисков, и с тех пор мы уже ничего нового не услышим о евреях, разыскивавших золотой рудник Колумба[464].
В 1677 году король Карл II сместил губернатора Вона и назначил на его место графа Карлайла, благосклоннее относившегося к Моргану. Адмирал оставался на посту вице-губернатора. Модифорд прослужил два года в качестве главы судебной палаты, после чего удалился в свое поместье. Переменчивая политика ямайского руководства по отношению к пиратам (сдерживание и послабление) сохранялась неизменной до самой смерти Модифорда, последовавшей в 1679 году. После этого Карлайл уехал в Англию, и Морган в течение двух лет исполнял обязанности губернатора. Это давало ему возможность восстановить Порт-Рояль в качестве пиратской столицы, но он предпочел карьеру гонителя пиратов. Он стал крупным землевладельцем, и морской разбой более не привлекал его. Морган пообещал, что те пираты, которые оставят свое ремесло, будут помилованы и получат земельные наделы. Прочих ждала виселица.
Среди каперов, просивших официального прощения и готовых дать клятву никогда не пиратствовать больше, мы находим Мозеса Коэна Энрикеса. Ему было уже за семьдесят, он наверняка годами не выходил в море, однако все же хотел получить помилование за «грехи молодости». И 18 ноября 1681 года Морган, отвечая на «робкое прошение Мозеса Коэна», подписал документ, гарантировавший старому пирату натурализацию — лучшее, на что мог рассчитывать еврей в те годы. Примерно в то же время Мозес, как и его брат Абрахам, отказался от своего испанского имени. В документе указано, в частности:
[Я, сэр Генри Морган] даю и гарантирую Мозесу Коэну и всем его потомкам и наследникам с этого дня и в будущем на острове Ямайка полную натурализацию. Подтверждаю для него и его наследников все права, привилегии и свободы, которые полагаются нашим гражданам, как если бы указанный Мозес Коэн родился в одном из владений короны. Свидетельствует сэр Генри Морган, рыцарь и главнокомандующий острова Ямайка[465].
